– Тяжелый, собака! – признали мужики после того, как втиснули его в простенок, потому что место выбирали так, чтобы шкаф стоял на виду. Потом сели напротив и оценили.
– Вот же стали делать! Любо-дорого посмотреть!
– А удобно-то как. – радостно говорила Поля. – Вьюженька, мы теперь все платья и кофты на вешалки повесим, папкин пиджак и рубашки тоже.
– Мама, а вешалок то нет.
– Так и ладно, купим. Правда опять в райцентр ехать придется. – Она с укором посмотрела на Анатолия.
– Ох. Голова садовая. – ругает себя Анатолий. – Я ведь и не догадался про эти ваши вешалки.
Мужики сидят, ждут. Наконец, спохватившись, направилась Поля в сени, а вернувшись, поставила перед ними бутылку водки.
– Вот спасибо, хозяюшка, уважила.
Они ушли, а Смирновы с гордостью осмотрелись вокруг. Дом большой и светлый с отдельной кухонькой и двумя печками. Большую часть дома занимала общая комната, окна которой выходили на реку. Были еще две маленькие комнатушки, отгороженные от общей комнаты тонкими стенами. Одна комната была занята Вьюгой, в другой жил Серёжка, а после того как он уехал учиться, перебрались туда родители. Дверные проёмы закрывали цветастые занавесы. Дверь была одна – входная. Поля расстаралась и навела такую красоту в доме, что глаз не оторвать: на окнах повесила белые, искусно вышитые, занавески, по низу кроватей струной натянула кипенные подзоры. Белыми лебедями стояли подушки под ажурными накидками, на столе скатерть, пол устлан половиками, в углу комнаты у окна на низкой скамеечке в деревянной кадушке раскинул широкие листья фикус. Два портрета в рамочках Поли и Анатолия висели в правом углу. Все те же часы-ходики достоверно отстукивали время. Из просторных сеней можно было выйти по переходу во двор, где мычала и хрюкала домашняя живность: корова, лошадь, поросята, куры и кролики, там же во дворе был сеновал – все под одной крышей. Для деревенских нужд выделил колхоз коняшку и определил его на постой к Анатолию. Звали коня Дубок. Анатолий коня берег, ни разу не ударил его и не обидел. Если что-то надо было от коня, то Анатолий объяснял ему задачу. И конь делал все, о чем его просил хозяин. Удивлялись деревенские мужики, неужели понимает скотина человеческую речь. «Понимает» – уверенно говорил Анатолий. Каждый день, круто посолив кусок хлеба, приносил он Дубку угощение. А конь фыркал, высоко поднимал верхнюю губу и осторожно брал хлеб. Съедал и шумно обнюхивал руку Анатолия в надежде получить еще добавку.
Когда переезжали в новый дом, забрали с собой и Дедку. Получилось все само собой, без лишних разговоров. Вечером отвез Анатолий Полю с детьми в Пороги, а сам рано утром вернулся на хутор за оставшимися вещами. Серёжка помогал ему укладывать на телегу скарб, и хоть было его не много, провозился Анатолий почти до вечера. Дедка сидел на скамейке у своего дома и безучастно смотрел на переезд соседей. С недавних пор стала болеть у него нога, ходить старику было тяжело, осознание беспомощности и надвигающегося одиночества сильно изменило его. Все больше он молчал. Взгляд когда-то живых глаз стал тусклым и слезливым. Анатолий сделал последнюю ходку, подошел к старику и сел рядом. Помолчали.
– Ну, Дедка, поехали. Вещи завтра заберем.
Старик не успел опомниться, как мужчина встал, легко подхватил Дедку на руки и отнес на телегу.
– Толя, ты чего?
Анатолий ничего не ответил, а Дубок уже тронулся, потянув телегу к большой дороге.
– С нами жить будешь. – твердо сказал Анатолий после непродолжительной паузы.
– А Поля?
– Она и велела тебя привезти. Сказала, без Дедки не возвращайся. – с улыбкой ответил мужчина, шагая рядом с телегой и погоняя лошадку.
С тех пор стали жить одной семьей, деда они любили и принимали за «своего», и то что он был им не родной не имело никакого значения. Выделили Дедке место на печке, сам он уже забираться не мог, но Анатолий и повзрослевший Серёжка легко подсаживали и по первому зову снимали Дедку. Он уже разменял девятый десяток. Тихо и спокойно доживал свой век в доме Анатолия. Заботливая Поля приучила всех, что в первую очередь вспомнить надо о старике: за столом или во время еды или просто оказать какую-то услугу. Любил дед поговорить, столько историй знал, что и за вечер не переслушаешь. Зимними вечерами при свете керосиновой лампы собирались у стола, каждый был занят своим делом, а старик уходил сам и уводил домочадцев в прошлое.
– Вот я человек лесной, почитай нигде и не был, кромя своего хутора, да райцентра, однако слышал историю, как пить дать, правдивую, потому что придумать такое не моги.
Сидели, слушали и посмеивались. И если Дедка умел рассказывать небылицы, то Поля была большой мастерицей в рукоделии, шила, вышивала и вязала крючком, и всему, что умела, научила Вьюгу. И теперь уже Поля советовалась с дочкой как лучше и что красивее. Вот и сейчас, субботним днем, сидели Поля и Вьюга за столом напротив друг друга. Поля вышивала гладью воротничок на школьное платье дочки, а Вьюга составляла выкройку для нового платья. Здесь же за столом Дедка попивал чаек из блестящего самовара, уж очень он любил этот душистый чай. Анатолий, расположился у печки и вязал мережу. Сильными пальцами тянет он льняную бечевку и стягивает ее в узлы, заплетает ячейки, работает сноровисто и быстро. Спрос на мережи большой. В каждом дворе висят они, дожидаясь, когда хозяйская рука запустит их в реку. Ставят сразу по две или три мережи, и тогда возрастает вероятность хорошего улова. У каждого рыбака свои любимые места, а река так глубока и широка, что все распределяются ни в обиду кому-то. Самые крепкие и ладные мережи получаются у Анатолия, поэтому заказов хоть отбавляй. Пусть и небольшие деньги, но Анатолий не отказывается от такого заработка. Серёжка поступил в военное училище и уже перешел на третий курс. Деньги всегда нужны, семья большая. Заработать можно, только не ленись. Анатолий и не знает, что это такое – лень. Всегда в любое время года он при деле. Помимо того, что работает он все так же в леспромхозе, зимой заготавливает дрова, летом и осенью собирают всей семьей ягоды и грибы, сдает в заготконтору, и конечно же охотится, да и как не охотиться, вокруг леса и живности в них великое множество.
Больше всего любит Анатолий ходить на глухаря, за это и прозвали его на деревне Мошником. Охота на глухаря по силам только опытному и выносливому охотнику. Научил его этому промыслу дед. Ранней весной, еще лежат остатки снега, на которых видны характерные следы танцующего глухаря. Это самое время для глухариной охоты. С вечера уходит Анатолий в лес на токовище. Издалека определяет, на какое дерево слетаются петухи. Потом отходит от этого места на километр и дожидается в укромном месте первых лучей солнца, пока не прокричит на моховом болоте журавль. И только тогда начинает Анатолий тихо, чтобы не дай бог, не хрустнула ветка под ногой охотника, подбираться к поющему глухарю. Песня его слышна за двести метров в округе, поет её мошник в два приема. Первая песня на дереве – глухая, как будто распевается птица, а потом второе колено, основное длинное и замысловатое уже на земле. И тогда особенно надо быть осторожным. Крадется Анатолий от дерева к дереву, потому что как только слетят глухари на землю и затокуют, слышать ничего не слышат, но видят все, что происходит вокруг. Поют петухи, чертят по земле крылом, танцуют с упоением, высоко задирают голову с красным оперением над глазами. А самочка перелетает с ветки на ветку, привлекая их внимание, потом спустится недалеко от того места, где токуют глухари, заквохчет и покажет себя во всей красе. Вот тут-то, подобравшись поближе, делает выстрел Анатолий, бьет только одну птицу. Целится так, чтобы разлетевшаяся дробь не подранила самку. И если глухаря Анатолий щадит, то утки добывает много, ну и лосятина, куда ж без нее! В общем, охотник он знатный, и рыбак известный. Рыба на столе не переводится, и какая рыба! Вернется рано утром с реки, а в ведре подлещики чешуей переливаются, и щучки зубы скалят, плотвица трепыхается. Что себе отберет, остальное одиноким старухам раздаст.