Наконец дверь дома ДиЛаурентисов распахнулась. Перед ними стояла миссис ДиЛаурентис – в коротком бледно-розовом платье с запахом, подчеркивавшем красоту ее стройных мускулистых ног.
– Здравствуйте, девочки, – холодно поприветствовала она подруг.
– Эли дома? – спросила Спенсер.
– Наверху, наверное. – Миссис ДиЛаурентис отступила в сторону, пропуская их в дом. – Поднимайтесь.
Спенсер первой вошла в дом и направилась через холл к лестнице на второй этаж. Белая спортивная юбочка в складку колыхалась в такт ее решительному шагу, русая коса подпрыгивала на спине. Девочкам нравился дом Эли, источавший запахи ванили и кондиционера для белья. На стенах висели роскошные фотографии – память о поездках ДиЛаурентисов в Париж, Лиссабон и на озеро Комо. Среди них встречалось немало школьных снимков Эли и ее брата Джейсона. Подружкам особенно нравилась фотография Эли-второклассницы в розовом жакете: благодаря яркому цвету создавалось впечатление, что лицо девочки просто светится. В то время ДиЛаурентисы жили в штате Коннектикут, а Эли училась в старинной частной школе, где, в отличие от Роузвуда, воспитанников не заставляли позировать для школьного альбома в пуританских синих пиджаках. Эли уже в восемь лет была очаровательна: ясные голубые глаза, лицо в форме сердечка, озорное и в то же время милое, прелестные ямочки – злиться на такую невозможно.
Спенсер коснулась нижнего уголка их любимого фото, того самого, что было сделано в июле минувшего года, когда они впятером отдыхали на лоне природы в горах Поконо. На снимке, мокрые после купания в мутной озерной воде, они стоят возле огромного каноэ и широко улыбаются. Видно, что все пятеро бесконечно счастливы, радуются жизни, как только могут радоваться лучшие подруги, которым двенадцать лет.
Ария накрыла ладонью руку Спенсер, Эмили – руку Арии, и Ханна сверху положила свою. На долю секунды они закрыли глаза, почти одновременно усмехнулись и опустили руки. Традиция трогать эту фотографию зародилась, когда снимок только появился на стене – напоминание о первом лете их крепкой дружбы. Подругам с трудом верилось, что Эли, принцесса роузвудской школы, приняла их четверых в свой круг приближенных. Как если бы они стали наперсницами какой-нибудь знаменитой актрисы или певицы.
Но признаться в этом себе… пожалуй, стыдно. Тем более теперь.
Проходя мимо гостиной, они увидели две мантии, висящие на ручке застекленной створчатой двери. Белая принадлежала Эли; более строгая, темно-синяя – Джейсону. С осени брат Эли начнет учебу в Йельском университете. Девочки одновременно всплеснули руками: им самим не терпелось облачиться в мантии и береты – традиционное одеяние выпускников Роузвуда со дня основания школы в 1897 году. И тут они заметили, что в комнате кто-то есть: на кожаном двухместном диванчике сидел Джейсон. Он тупо пялился в телевизор, где шли новости CNN.
– Джейсон, при-и-ве-е-т. – Спенсер помахала ему. – Волнуешься перед завтрашним днем?
Парень глянул на них. Он был красив, как Эли, только по-мужски – светлые волосы теплого оттенка, потрясающе выразительные голубые глаза. Джейсон фыркнул и, не сказав ни слова, снова уткнулся взглядом в телеэкран.
– Ла-а-а-дно, – в унисон протянули девушки.
Вообще-то, Джейсон отличался веселым нравом – это он придумал игру «чур не я», в которую играл со своими друзьями. Подруги переняли эту забаву, но переделали ее на свой лад: в основном высмеивали девчонок-зануд в их присутствии. Но Джейсон, бывало, впадал и в уныние. В таких случаях Эли говорила, что ее брат «включил Эллиотта Смита»[2], всегда мрачного музыканта, творчество которого нравилось Джейсону. Только сейчас у Джейсона не было причин хандрить: завтра в это время он будет сидеть в самолете, направляясь в Коста-Рику, где на все лето подрядился водить туристов в походы на байдарках. О-хо-хо.
– Подумаешь.
Ария пожала плечами, и подруги взбежали по лестнице вверх к комнате Эли. Поднявшись, они обнаружили, что дверь закрыта. Спенсер нахмурилась. Эмили склонила голову набок.
Из комнаты донесся смех Эли. Ханна осторожно открыла дверь. Эли сидела к ним спиной – волосы собраны в высокий хвостик, бретельки шелкового топа завязаны на шее в идеальный бантик. На коленях у нее лежала раскрытая тетрадь, в которую она смотрела, как зачарованная, ничего не видя и не слыша вокруг.
2