Майк снова подтолкнул ее.
– Ханна, иди.
– Хорошо, – застонала Ханна, сползая со стола и топая на съемочную площадку.
Помощники режиссера обернулись и с недоумением уставились на нее.
– Ты кто? – спросил Серхио с интонацией гусеницы, курильщицы кальяна, из «Алисы в Стране чудес».
Ханна неловко хохотнула.
– Хм, я – Ханна Марин. Биологическая дочь Тома.
Серхио погрузил пальцы в копну буйных кудрей.
– В моем списке членов семьи значатся только Изабель и Кейт Рендаллы.
Повисла долгая пауза. Ассистенты обменялись смущенными взглядами. Улыбка на лице Кейт расползлась еще шире.
– Папа? – Ханна повернулась к отцу. – Что происходит?
Мистер Марин затеребил микрофон, спрятанный под лацканом пиджака.
– Видишь ли, Ханна, просто… – Он вытянул шею и глазами отыскал своего помощника.
Джереми прискакал на площадку и устремил на Ханну недовольный взгляд.
– Ханна, мы бы предпочли, чтобы ты просто посмотрела.
Мы?
– Почему? – вскрикнула Ханна.
– Мы просто пытаемся оградить тебя от назойливых журналистов, Ханна, – мягко произнес мистер Марин. – Ты и так весь прошлый год была под прицелом прессы. Я подумал, что тебе не захочется привлекать к себе еще больше внимания.
Или, может быть, он не хотел привлекать внимание к ней. Ханна сузила глаза, понимая, что отец переживает из-за ее прошлых ошибок. Достаточно вспомнить, как ее поймали на краже из бутика Tiffany, как она угнала и разбила машину своего бойфренда, Шона Эккарда. Как «Э» – настоящая Эли – упекла Ханну в психиатрическую клинику для трудных подростков. И, вдобавок ко всему, многие действительно думали, что Ханна и ее подруги убили Эли – их Эли – девочку, которая бесследно исчезла в седьмом классе.
А если еще вспомнить, что произошло на Ямайке… хотя мистер Марин и не знал об этом. Никому не суждено узнать – никогда.
Ханна шагнула в сторону, чувствуя, как пол уходит из-под ног. Ее отец не хотел, чтобы она участвовала в его предвыборной кампании. Она не вписывалась в безупречный семейный портрет. Она стала для него бывшей дочерью, его позором, скандальной девицей, с которой он больше не хотел иметь ничего общего. Внезапно в памяти всплыла забытая записка от «Э»: Даже папочка тебя больше не любит!
Ханна повернулась и пошла обратно к Майку. Черт с ними. Она все равно не хотела сниматься в этом идиотском рекламном ролике. У политиков всегда плохие волосы, наклеенные улыбки и отвратительное чувство стиля – не считая четы Кеннеди, разумеется, но они лишь исключение, подтверждающее правило.
– Пойдем отсюда, – рявкнула она, хватая со стула свою сумочку.
– Но, Ханна… – Майк округлил голубые глаза.
– Пойдем. Отсюда.
– Ханна, подожди, – окликнул ее отец.
Не останавливайся, сказала себе Ханна. Пусть видит, что он теряет. И больше не смей с ним разговаривать.
Отец еще раз окликнул ее.
– Вернись, – прозвучал его голос с нотками вины. – Здесь хватит места для всех нас. Ты даже можешь сказать несколько слов, если захочешь. Мы можем передать тебе часть речи Кейт.
– Что? – взвизгнула Кейт, но кто-то шикнул на нее.
Ханна обернулась и встретила умоляющий взгляд отца.
После некоторых колебаний она вручила Майку свою сумочку и поплелась обратно на площадку.
– Том, я не думаю, что это хорошая идея, – предупредил его Джереми, но мистер Марин лишь отмахнулся от него. Когда Ханна шагнула в круг света, он подарил ей широкую улыбку, но она не улыбнулась в ответ. Она чувствовала себя лузером, с которым играют на переменках исключительно по приказу учителя. Отец попросил ее вернуться только потому, что не хотел выглядеть полным кретином в глазах окружающих.
Серхио отрепетировал с семьей выступление, распределив слова Кейт между двумя дочерями. Когда камера повернулась к Ханне, она сделала глубокий вдох, отбросила всякие мрачные мысли и вошла в роль.
– Пенсильвании нужен сильный лидер, который будет работать на вас, – сказала она, пытаясь выглядеть естественно, несмотря на увядшие надежды. Серхио снимал дубль за дублем, пока у Ханны не заломило щеки от бесконечных улыбок. Спустя час пытка закончилась.
Как только погасли огни и Серхио объявил об окончании съемки, Ханна подбежала к Майку.
– Валим отсюда к чертовой матери.