Непрошеная и неожиданная краска смущения густо залила ее щеки, и она невольно постаралась поскорее скрыть свое приобретение под наспех натягиваемой юбкой. Ее охватило такое ощущение, будто все ее хитроумные планы вдруг полностью открылись ему.
— Это просто драгоценный алмаз в твоем интимном гардеробе, — он затянул ремень, — в ней ты выглядишь куда более похожей на истинную Лиз.
Лиз посмотрела на него неуверенно. Она была озадачена, даже заинтригована такой его оценкой, но как-то робела спросить, что он, собственно, хотел сказать. Вместо этого она кивнула как можно беспечнее и бодро помчалась наверх, в душ, оставив его в гостиной наедине с телевизором. Сегодняшний день был поистине чересчур эмоционально насыщенным, и она вдруг почувствовала непреодолимое желание свалиться на кровать, дабы сон поскорее укрыл ее покрывалом благословенного забвения. Завтра наступит очень скоро, и нет причин беспокоиться о новых планах. Утро вечера мудренее.
— Нет, спасибо, я сама заберу их в течение утра. Большое вам спасибо, вы очень любезны. — Лиз повесила телефонную трубку на кухне и задумчиво уставилась на оптимистические желтые обои на стене напротив нее.
Вот и все, дело сделано. Миссис Уайверн согласилась пожить с мальчиками эти выходные, а из трансагентства ей секунду назад сообщили, что для нее заказан билет на вашингтонский рейс на четверг. Место рядом с Джоном. Теперь предстоит самое трудное. Необходимо было как-то сообщить эту новость Робу и Джейми. Она поморщилась, представив себе недовольные личики своих отпрысков. Они так привыкли быть для нее центром вселенной, привыкли к тому, что она всегда здесь под рукой, стоит только открыть рот и позвать, что, пожалуй, сочтут ее бегство в Вашингтон неприкрытым дезертирством.
Джон, по крайней мере, будет доволен, утешала она себя. Он будет просто на седьмом небе, узнав, что она пожертвовала уик-эндом с сыновьями ради того, чтобы поехать с ним и послушать его речь на конгрессе.
Кроме того, эта поездка даст ей массу возможностей продолжить кампанию по «омолаживанию» их брака. Единственное, чего ей теперь не хватало, это несколько свободных часов за чудо-книгой при условии, что ее никто в это время не потревожит. Она же должна составить окончательный план. Пока что рекомендации этого издания себя с блеском оправдывали. Сердце Лиз учащенно забилось, когда она вспомнила, какое впечатление произвела на Джона ее новая нижняя юбка, и на ее лице отразилось мечтательное выражение. Она подумала о том, что он скажет, если она сделает еще несколько такого рода покупок и предстанет перед ним в обновленном виде. Надо купить какой-нибудь симпатичный лифчик или комбинацию. Или какие-нибудь особые колготки.
— Привет, дорогая, с добрым утром! — Джон небрежно поцеловал воздух в нескольких сантиметрах от ее левой щеки и, усевшись за стол, разложил перед собой «Демкрат энд Кроникл».
Лиз, наизусть изучившая все привычки мужа и знавшая, что, встав утром с постели, он самым неотложным делом считает зарыться по уши в газету, поспешила рассказать ему о своих планах до того, как дети сойдут вниз.
— Джон, насчет твоей поездки в Вашингтон…
— Я не могу не поехать, Лиз, — сказал он, предваряя все ее возражения, — но свое отсутствие непременно возмещу. Уверен, мы что-нибудь придумаем в конце месяца.
— Конечно! У тебя ведь всегда полно свободного времени! — В следующий миг она пожалела об этих словах. Безукоризненно правильные черты лица Джона незамедлительно приняли хорошо знакомое сварливое выражение, какое они принимали всегда, как только речь заходила о подобных вещах.
Набрав побольше воздуха в легкие, она в последний момент попыталась исправить положение:
— Извини, ради Бога, это так, условный рефлекс. Собственно говоря, я и не собиралась упрашивать тебя не ехать. Совсем наоборот — я вчера позвонила в трансагентство и заказала билет. Я еду с тобой.
Она лучезарно улыбнулась, ожидая признаков радости на его лице. К ее ужасу, Джон отнюдь не обрадовался. Какой-то, скорее, испуг мелькнул в его глазах, прежде чем в них утвердилось то спокойствие, отрешенное и абсолютно бесстрастное выражение, которое Лиз называла профессиональным.
Лиз охватила паника. Даже в самом страшном сне ей никогда не могло привидеться, что Джон не захочет взять ее с собой в Вашингтон. Она опасалась только возможной реакции сыновей на своей отъезд. Она почувствовала себя так, словно весь ее мир, который она собирала по крупицам столько лет, опрокинулся, потерпел безнадежный крах. Она, однако, упрямо продолжила свою речь, не желая показывать ему свое смятение.
— Миссис Уайверн присмотрит за ребятами. И еще я спрошу Криса Рида, не сводит ли он их на футбольный матч в субботу и куда-нибудь в кино в воскресенье, чтобы она хоть немного могла передохнуть.
— Но, Лиз. — Джон тяжело поднялся из-за стола и налил себе чашку кофе. Потом он начал подливать сливки. Боже, Лиз показалось, что они лились из пакета в его чашку целую вечность. — Этот конгресс — не совсем светское мероприятие, если ты понимаешь, что я хочу сказать. Целыми днями придется сидеть на семинарах, а по вечерам встречаться с коллегами или расшифровывать конспекты докладов.
Расшифровывать конспекты? Страшное подозрение мелькнуло в голове Лиз. Разве Джон не может прихватить с собой Брэнди, хотя бы в качестве машинистки и секретаря? Она уверена, конечно, что если Джон так поступит, то сделает это безо всякой тайной цели, но у Брэнди то, без сомнения, такая цель имеется. Одному Богу известно, на какие хитрости и уловки решится в этом случае Брэнди, а Джон… Несмотря на то, что он был самым умным мужчиной из всех, кого Лиз когда-нибудь приходилось встречать, в делах, касающихся женщин, особенно женщин-хищниц, его наивности не было предела. Мучительная мысль о том, что первым же вечером они окажутся совсем одни в просторном гостиничном номере, была невыносима. Нет, Лиз должна все знать точно.
— Ты берешь с собой секретаря? — выдавила она из себя, и слова ее прозвучали как-то фальшиво, неестественно.
— Нет, — Джон свободно откинулся на спинку стула и поднес к губам чашку, — сам справлюсь. Кроме того, гостиницы такого класса обязаны держать приличных секретарей.
Лиз еле сдержала вздох облегчения. Она повернулась к плите, чтобы разбить на сковороду несколько яиц.
— Тебе придется большую часть времени проводить одной, — продолжал между тем Джон.
— Знаю, что ты будешь занят. Но ведь Кэрол едет с Гари. Будем как-нибудь развлекаться с ней вдвоем.
— Час от часу не легче! — воскликнул он. Ничто не придаст мне более полного спокойствия во время конгресса, чем мысль о том, что ты ошалело, носишься по улицам столицы за этой воинствующей феминисткой. В конце концов, я, пожалуй, найду тебя прикованной цепями к ограде Капитолия с каким-нибудь дурацким транспарантом в защиту кроликов или сексуальных меньшинств.
— Я не претендую на звание умнейшего представителя рода людского, Джон Лангдон, — фыркнула Лиз, — но для подобных штук я, пожалуй, все же, недостаточно глупа. Уж в чем в чем, а в крупице здравого смысла у тебя нет оснований мне отказывать.
Джон приблизился к ней сзади и примирительно положил руки ей на плечи: «Прости, дорогая!» — Он начал тихонько «массировать» сухую кожу у нее на затылке, потом наклонился ближе и потыкался носом за ее ухом. Лимонный аромат его крема струйкой поднялся вверх по ноздрям Лиз, и она ощутила, как ее тело опять размякает.
— Похоже, я не слишком любезен, не так ли? Наверное, просто переволновался. Знаешь, я должен читать доклад и страшно боюсь провалиться.
— Ты боишься?! — Она развернулась к нему лицом и с изумлением заглянула в его черные глаза. — Но чего тебе бояться? Все женщины в аудитории будут глазеть на твое прекрасное тело и ни на секунду не задумаются, о чем ты там говоришь, а пожилые доктора будут так поражены тем, что ты будешь докладывать, что не обратят никакого внимания на то, как ты сделаешь это.
— Дорогая Лиз, — он запечатлел на ее пересохших губах мимолетный поцелуй, — ты лучший стимулятор моего самолюбия.
Она не замедлила закрепить успех:
— Так ты не против, чтобы я поехала? — Возможно, ей лучше было бы остаться дома, чтобы не искушать фортуну и не требовать от нее слишком многого сразу, но, если уж она решилась нарушить застой в их семейной жизни, такую превосходную возможность никак нельзя было упускать.