– Да. Могу. А ты все еще в том своем прекрасном доме?
В прекрасном, экстравагантном доме, где он жил вместе с Синтией.
– Почти не бываю там. У меня есть плавучий дом в заливе Юнион.
Она удивилась.
– Звучит уютно.
– Так и есть. К сожалению, меня не представляли на радио ток-шоу.
Перис улыбнулась.
– «Бессонный в Сиэтле»?
Она представила себе, как Том Хенкс, один в своем комфортабельном плавучем доме, получает письма от бесчисленных женщин, жаждущих разделить с ним компанию.
– Ты вряд ли тот человек, который страдает от одиночества.
– Откуда ты знаешь?
– Ты самый красивый мужчина, которого я… – О Боже. Она закрыла глаза. – Я устала. Тебе лучше уйти.
Его смех, казалось, пробрался ей под кожу, к нервам… и прочитал ее мысли.
– Вы начали говорить мне комплименты, мадам?
– Забудь об этом.
– Исключено. Спасибо. Ты подарила мне чудесную ночь. Ты просто великолепна.
Это стало напоминать ей сцену из фильма – с ее участием.
– Твой отец хотел построить сельскохозяйственный колледж? – Она вернулась на твердую почву.
– Да. Он верил, что мы должны обратиться к своим корням. Он считал, что на огромных просторах штата Вашингтон молодые люди, при правильном обучении и должных стимулах, смогут снова заинтересоваться работой на земле.
– Фермерство? Но сейчас уже ясно, что маленькие фермы – это удел прошлого.
– О, он думал не только о маленьких фермах. Он мечтал о таком месте, где бы люди могли изучать самые современные методы землепользования – в большом и в малом. Чтобы это осуществлялось на базе профессиональной ремесленной школы. Отец считал, что мы ушли от обучения полезным умениям… потеряли уважение к мастерству.
– Жаль, что я мало знала твоего отца, – задумчиво сказала Перис. – Может быть, ты бы смог воплотить его мечту.
– Может быть, я…
– Тобиас, мне… Сегодня был тяжелый день. Один из нескольких тяжелых дней.
Он положил руку ей на затылок, и это ощущение пронзило Перис до кончиков пальцев на ногах.
– Позволь мне помочь тебе, – тихо сказал он, повернув ее к себе и слегка обхватив пальцами за шею. – Я действительно хочу этого.
Перис не поднимала глаз.
– Спасибо. Но нет.
– Почему?
Он тихонько стал поглаживать большими пальцами ее ключицы под воротником свитера.
– Я твой должник за все те случаи, когда смеялся над тобой в детстве.
Его попытка пошутить не сработала.
– Ты мне ничего не должен.
Она порадовалась, что надела свитер. Без лифчика под платьем он бы заметил, как напряглись соски от его прикосновения и от дыхания, коснувшегося ее бровей.
Он был большой и надежный… так по-мужски.
Перис вздрогнула.
– Замерзла? – спросил он.
– Нет.
– Что сказала полиция?
Она почувствовала неуверенность.
– Они не допрашивали владельцев магазинов, купивших подделки?
– Допрашивали. Никаких зацепок.
Он чуть встряхнул ее за плечи.
– Должны же остаться какие-то счета.
– Ты не понимаешь, как делаются такие вещи. Все может быть неофициально. Просто запись в бухгалтерской книге. От руки. Никакого зафиксированного имени или адреса.
– Так все и было?
Она кивнула.
– Я устала.
– Я знаю.
Он снял с нее очки и положил на подоконник. Она не остановила его.
– Я собираюсь помочь тебе, Перис. И не позволю тебе отказаться.
Она покачала головой.
– Да, – он большими пальцами взял ее под подбородок и повернул лицом к себе. – Просто частное расследование. И я побеседую с людьми у Фейблза, они…
– Нет. Нет, Тобиас. Спасибо, но я не могу, – посмотреть ему в глаза было ошибкой. – Не могу, – слабо закончила она.
В бледном мерцании единственной лампы его глаза были цвета темного серебра. Свинца. Серого неба в надвигающийся шторм.
Он перевел взгляд с ее глаз на рот, ее губы приоткрылись.
Тобиас слегка вздохнул и склонился над ней. Закрыл глаза и поцеловал ее.
Его губы были твердыми и холодными – холодными, потом теплее, – но такими нежными. Осторожное давление его поцелуя звало к чему-то большему, побуждало ответить ему.
Перис неуверенно подняла руки к его груди, ощутив пальцами и ладонями его мускулы – и сильные удары сердца.
Он гладил ее плечи, спину, поднял свитер и обнял за талию. Она ощутила жар, по почти забытой дорожке он проник в живот.
– Нет, – Перис откинула голову. Дрожь прошла по всей длине ее позвоночника. – Нет.
Она прикоснулась дрожащими пальцами к его губам, затем к своим.
– Это так странно. Это неправильно.
Тобиас только крепче обнял ее. Он поцеловал ее в местечко между бровями, потом в закрывшиеся глаза.
– Если это странно, то это та странность, от которой мы можем получить удовольствие, – прошептал он. – И это не неправильно, Плакса. Наоборот.
Он рассмеялся. Почему бы нет. Здесь, наверху, его никто не услышит. Труба на крыше здания напротив квартиры Перис закрывала ему обзор. Поиск нового места для наблюдения охладил его нетерпение. Он должен скоро получить разрешение действовать.
Вид Квинна рядом с ней – это был просто удар.
Перис не останавливала его тисканья. Эти дураки слюнявились, как первоклашки.
Он ожидал от этого Квинна представления покруче.
Такое развитие событий не входило в его планы. Так же как и в планы человека с деньгами – кем бы он ни был. Твою мать, интересно бы выяснить, кто платит ему за то, чтобы преподать урок этой сучке.
От дождя линзы бинокля ночного видения замутнели, и он протер их рукавом.
Не его вина, что появился Квинн. Ее. Злость разрасталась, он тяжело задышал. Начинала болеть голова. Он ненавидел, когда болела голова, и ненавидел то, из-за чего голова болела еще сильнее.
Из-за нее болела голова.
Фальшивка.
Тусклые, бесформенные одежды поверх шелка и кружева.
Она повела Квинна по тому пути, по которому водила всех остальных. Притворяясь чистой и застенчивой.
Все игра.
Он-то знал, чего она хочет на самом деле.
Иногда она не надевала лифчик. Он знал это. Он так много знал о ней.
Почему Квинн не раздевает ее?
Его член уперся в молнию на ширинке. Да, хотелось бы ему посмотреть, как Квинн раздевает чистую, милую Перис.
Хотя Квинн не даст ей того, что она получит, когда он, наконец-то, начнет действовать.
Бинокль задрожал в его руках, ему пришлось прижать локти к бокам, чтобы унять дрожь.
Снова целуются. Снова глядят друг на друга.
Член Квинна поди уже выпер из джинсов.
Он схватился за свой пах и застонал.
Женщины вроде нее хотят только одного, хотят, чтобы сильно, и долго, и всеми способами. И они любят боль. Тихони всегда наслаждаются болью.
Он сделает ей больно. И она запросит еще.
И человек с деньгами заплатит за это чудесное развлечение.
Она отстранилась от Квинна, наклонив голову таким образом, чтобы мужчина захотел запустить пальцы в ее волосы и тянуть, пока она не закричит.
Дразнящая сука.
– Скрути ей сиськи, Квинн, – пробормотал он. – Ты, идиот.
Когда придет время, он-то их скрутит. Искусает. Он сделает все, о чем мечтает чистая Перис. Она знала, что они будут вместе. Только не знала, как. И когда.
Комната была готова.
Все, что ему было нужно – и чего он хотел – было готово.
Сколько еще придется ждать?
У нее сладкий зад. Круглый, и сладкий, и белый, и просящий боли.
Он заставит себя подождать. Подразнит ее, как она дразнит его, – столько, сколько он захочет.
Дождь сыпал за воротник и стекал между лопатками.
Боль в голове сжигала.
Квинна тут не ждали.
Бух. Бух. Бух. Боль начала выворачивать желудок.
Она заплатит за это.
Все детали увиденного будут запомнены и повторены.
Сквозь боль возникла идея.
Это будет работать на них. Это даже упростит дело. Боже, как он сразу не понял. Все встанет на свои места, когда он расскажет денежному мешку, что у него на уме.