Она стояла теперь рядом с ним. Ее макушка была на уровне его губ. Метр семьдесят, или даже метр семьдесят пять. Но у нее была тонкая кость, и, в сочетании с полупрозрачной бледной кожей и немигающими глубокими голубыми глазами, бесформенное легкое платье, вроде драпировки, делало ее похожей на какого-то духа или призрак.
– Ты поможешь мне? – спросил он и дотронулся до ее руки.
Она отшатнулась.
– Слишком поздно.
Ответ поразил его. Каким образом она могла узнать, если только… Черт, старик уже повидался с ней.
– Послушай, я знаю, что тебе могли рассказать обо мне, но это неправда. Совершенная неправда.
– Ха! – сказала она. Никакое другое слово не передало бы столько презрения. – У тебя отличная выдержка.
– Я не люблю упрашивать, – честно сказал он. – Но я прошу, если ты этого хочешь.
– Я хочу, чтобы ты ушел. Мужчины вроде тебя заставляют меня нервничать.
Он заставляет ее нервничать?
– Но я честный человек.
– Ха!
Черт побери!
Перис подошла к креслу-качалке из переплетенных ивовых прутьев и уселась в него. Отталкиваясь босыми ногами, она принялась раскачиваться, не сводя с него темного пристального взгляда.
– Ноги себе занозишь, – рассеянно заметил он. Так просто ей не отделаться от него. – Надо носить туфли.
Кресло закачалось еще сильнее.
Тобиас вытащил табуретку из-под низкого квадратного стола и сел напротив Перис.
– Дай мне шанс. Это все, о чем я прошу. Позволь мне объяснить положение вещей с моей точки зрения, а затем реши, дать ли мне шанс доказать, что я не какое-то чудовище.
– Тебе нужно лечиться. Таким людям, как ты, можно помочь, если они сами действительно захотят этого.
– Что? – Что бы ни произошло, он не должен терять голову или выходить из себя. – Чем именно мне может помочь лечение?
Старику Делайту придется заткнуть глотку.
– Есть разница между… между страстной увлеченностью и безумным желанием… обладать.
Странно было слышать такие слова, произносимые женщиной, чья температура была близка к точке замерзания.
– Я страстный человек, – сказал он. – Когда я решаю добиться чего-либо, это становится моей страстью. Я бы не назвал это безумием.
Перис перестала раскачиваться и зацепилась одной ногой за лодыжку другой.
– Когда мужчина продолжает… продолжает навязывать себя там, где ему ясно дали понять, что он не желателен, это ненормально. Подавить слабого, чтобы удовлетворить огромный… огромный аппетит, это… это неправильно, в конце концов, и ничего другого я здесь не вижу.
– Ты все не так поняла.
– Я поняла все именно так. Я узнала это от человека, которому лучше знать.
Попс Делайт. Черт! Этот старый ублюдок отравил ее ум. Это также значило, что он мог быть виноват в слухах, которые начали распространяться – пока еще осторожно – в деловых кругах Сиэтла.
– Перис, только послушай меня. Я…
– Нет. Нет, я не могу слушать тебя. Я ставлю верность семье прежде всего в моей жизни. И не намерена изменять этому принципу.
Очевидно, Перис не чувствовала опасности, даже когда она подходила совсем близко.
– А ты продолжаешь грубить.
Она слегка покачала головой.
– Ты все такой же самонадеянный. Думаешь, если ты имеешь какой-то вес в этом городе, то можешь помыкать людьми вроде меня – или моей семьи.
– Твоя семья и моя начинали вместе. Наши деды были партнерами.
– Но они не остались партнерами, правда? – Ее ноздри раздулись. – К тому времени, когда твой дед умер, они не разговаривали несколько лет.
– Потому что твой дед был, да и остался ревнивым, упрямым… – Он сжал зубы, но понял, что поздно.
– Продолжай, – сказала она. – Закончи свою мысль.
– Это смешно, – Тобиас встал и, обойдя ее, подошел к окну с поднятой рамой. – Я пришел сюда не для того, чтобы спорить с тобой по поводу этой вражды.
Перис не ответила.
Тобиас заметил, что стекла чисто вымыты и снаружи на пожарной лестнице в больших глиняных горшках растут садовые цветы в самых невероятных сочетаниях. Бархатцы и белые левкои, фуксии и разноцветные гвоздики. Виноградные лозы, увенчанные огромными, раскрывшимися белыми цветами, свешивались с верхней площадки. Он почувствовал тонкий, похожий на лилию, запах.
Он должен заставить Перис увидеть его сторону дела.
– Послушай…
– Потрясающе, – оборвала она. – Я могу честно сказать, что если бы меня спросили о самом невероятном, что может сегодня произойти, то даже мысль о твоем визите не пришла бы мне в голову.
– Спасибо.
– Разве не так? Мы не виделись несколько лет. И ты признался, что здесь только потому, что тебе что-то от меня нужно.
– Да, – сказал он, глядя на кошку, которая медленно поднялась, выгнув спину.
– И мы знаем, чего ты хочешь, и почему я не буду это делать.
– Да, – сказал он сквозь зубы. – Мы знаем, почему ты думаешь, что не будешь делать это. Я собираюсь изменить твое мнение.
– Нет. Абсолютно нет. У тебя проблема. Ты сам признался в этом. В чем ты не признался, так это в том, насколько она серьезна. Ты больной человек.
Он резко обернулся.
– Что, черт возьми, ты имеешь в виду?
– Я уже сказала тебе.
Со спины он видел ее густые, стянутые в тугой хвост волосы. В слабеющем свете они отливали иссиня-черным. Тобиас подумал, прежде чем заговорить.
– Почему бы тебе не сказать мне еще раз о моем заболевании? Я как-то не совсем понял твой диагноз.
– Я устала. Поговори с кем-нибудь, кто понимает твои проблемы с самоконтролем. У меня нет нужной квалификации, чтобы помочь тебе.
– Попс говорил с тобой, да?
Она замерла, затем повернулась к нему.
– Попс?
– Да, Попс. Твой святой дедушка. Мы о нем говорили…
– Я знаю, кто такой мой дедушка. Какое он имеет отношение к нашему разговору?
– Когда ты была девочкой, даже совсем маленькой, с тобой было слишком… серьезно, – по крайней мере, он сдержался, чтобы не сказать «трудно».
При этом освещении ее глаза казались темно-синими.
– Продолжай, Тобиас, – сказала она.
Некоторые могли бы назвать Перис Делайт красивой. Тобиас нахмурился при этой мысли. Ее лицо было изящным, с каким-то неземным оттенком.
Она ждала продолжения, и это смутило его. Он решил было погладить кошку, но передумал.
– Попс не прав, – сказал он громче, чем нужно. – Старый болтун… он может быть очень убедительным, но он не прав.
Перис пристально смотрела на него.
– Единственная причина, почему он делает мою жизнь сущим адом, так это потому, что не может расстаться с прошлым.
– Не говори мне гадостей о Попсе, – в ее голосе зазвучал металл.
Готовясь к этой встрече, он неоднократно представлял и даже репетировал ее, но все выходило совсем не так.
– Он стоит на моем пути – на пути прогресса, – быстро исправился он. – Из-за того, что он не желает забыть спор с человеком, который умер десять лет назад, царствие ему небесное, – он не слушает доводы разума.
Она медленно покачала головой и моргнула.
– Я не понимаю, о чем ты.
– Нет, ты понимаешь. Он проинструктировал тебя. Он объяснил тебе, что говорить, если я приду. Он уселся в этой проклятой долине, думая, что владеет ею, и никому не дает двигаться вперед, а это неизбежно.
Кресло-качалка заскрипело, и она встала.
– Ты пришел говорить о Попсе?
– Да, – он наморщил лоб. – А ты все понимаешь неправильно, на сто процентов. Я не пытаюсь никого контролировать. Я заплатил деньги, и теперь хочу использовать то, за что заплатил. Ты считаешь, что это нечестно?
– Я…
– Ты так считаешь?
Она надула щеки и выдохнула воздух.
– Перис, – настаивал Тобиас, – ты не согласна, что у меня есть право использовать землю, купленную у Попса?
На секунду она показалась озадаченной.
– Какую землю ты купил?
– Ох, да ладно. – Неудивительно, что и его дед, и его отец уступали Делайтам. – Говори что угодно, только не изображай из себя дурочку. Эта старая… Если бы не убили моего деда и моего отца, Делайт не расстался бы и со щепоткой своей драгоценной долины Скагит.