Ничего, ничего, улыбался дядя Витя, скоро они уедут.
— Алексеич! — кричали из сараев. — Идем, тяпнешь!
— Не-е. Воскресенье!
В воскресенье дядя Витя не пьет. Он работает снабженцем на заводе шампанских вин и по воскресеньям отдыхает от всего этого.
Ну что ж, покамест не уехали квартиранты, меня поселили с Димкой, младшим дяди Витиным сыном. В беседке. С фанерных стен улыбались суперкинозвезды, Джина улыбалась Лоллобриджида, Димка тоже — жить было можно. Вот так, думал я, за тыщу километров живет брат, твой брат, под твоею живет фамилией, одногодок, двойник, можно сказать, — и «не ты»! Даже школьная кличка та же, даже ногти на мизинцах.
— А, брось, не бери в голову! — скалится Димка. — Оно тебе надо?
В Гамбринусе в самом деле играет красноносый толстячок в сером пиджаке. Скрипка в конце венгерского танца всхлипывает и неожиданно смеется по-человечески: «Хья-хья-хья…» Красиво одетые молодые люди кричат скрипачу: «Миша!» — хотя тому явно за пятьдесят, и суют в карман его пиджака бумажные деньги, а за соседним столиком сочный женский голос жалуется всем, кто желает его слышать: «Що ви з миня хотите? Я вже три дня не имела мусчину!»
Димка улыбается над кружкой: привыкай, это и есть Одесса.
Ну-ну.
В трамвае, по дороге в институт, у меня исчезает конверт с документами. В подкладке, у дна кармана — щель. Бритвой! Ровные краешки, аккуратная работа. Это меня обокрали, понимаю я. Так… И… как же теперь? Дальше? Перевод был в порядке исключения, шестой же курс, еле-был-елички. А если дубликаты документов не подпишут, не захотят больше?
Я тупо смотрю на страшную дыру. Меня тошнит. Да как вытащили-то? Ведь пиджак был застегнут! Они, выходит, тут надо мною… а я… я в окошко глядел?! Хорошо.
И вдруг ниже той дыры (господи, спаси!) я вижу еще одну дыру, такую же. Не думая, сую в нее руку до самых пиджачных недр, и — о справедливость, ты все-таки есть! — документы мои туточки, вот они! целенькие, беленькие, хоть и без конверта, но — все! До единого. У-у-ф-ф!
Вытащили, стало быть, поглядели и сунули назад. За ненадобностью. Не на пол, не в окно, а назад. Хоть и новый опять риск, хоть и «кому это надо».
Значит, это правда, думаю я.
Значит, правда — про Беню.
Привыкаю.
За обедом шампанское без газа. Приносил с работы дядя Витя.
Холерный вибрион, объяснял Эрик (тот самый, двоюродный, из системы Азмор), не выдерживает кислой среды. В кислой среде, по Эрику, вибриону приходит карачун.
Потому-то мы пьем шампанское без газа, кисленькое винцо.
И я пью.
Чтобы не терять золотое время, Эрик, помимо поглощения еды, занимается еще педагогикой.
— Вот вчера, — говорит он, — у меня был отгул, а я все равно ходил на работу. — Эрик смотрит на Димку: — Почему, думаешь? Потому что без работы — не могу!
Димка третий год сидит на третьем курсе, притом на вечернем. И это кошмар. Все понимают: кошмар, и не мешают сейчас Эрику. Кроме того, Эрика и вообще уважают. Помнят, как занимался он сам. Часами просто-таки, бывало. И теперь, пожалуйста — замглавврача по лечебной части. Хоть и стоматолог. Даже один раз встречал в составе группы правительственную делегацию.
Димка молчит над тарелкой. Ни слова.
Кира, жена Эрика, посмеивается. Ей смешно.
— Зачем, — обращается Эрик к матери, — зачем ты-то даешь ему рубчики?
— Вот именно! Ты-то зачем? — подхватывает дядя Витя. Он тоже чувствует за Димку ответственность.
Но тетя Зоя не отвечает. Собирает грязные тарелки со стола и уходит. Закончен обед.
— И ты слушаешь? — удивляюсь я Димке, когда мы лежим потом в нашей беседке. — Как тебе хватает-то?
Со стены надо мной улыбается красивая еще Лоллобриджида.
— А-а, пусть! — обреченно машет рукой Димка. — Нехай.
— Да и на фиг сдался тебе институт этот? Холодильные какие-то установки. Ты же футболист!
— Э нет, — серьезнеет Димка. — Диплом — это хлебная карточка! А футбол так… для души.
Дом наш в самом деле на крутом берегу. Внизу дорога в Аркадию, ниже ореховая рощица, а там, дальше, — каменистые пляжи, пустые сейчас. Отойди от края шагов десять: одно до самого горизонта море.
Начался учебный год. Старшие курсы снимали с занятий на борьбу с холерой. Меня и еще двух новичков послали бороться на рубероидный завод, в бригаду грузчиков.
— Ну и при чем же здесь холера? — спрашивал я Димку.