— Прекрасно. Очень интересно. Поговорим об этом через год. А пока — пусть они вам платят!
Глава VIII
Ситуация развивалась именно так, как ему и хотелось. Шел месяц за месяцем. При случае я наведывалась в башню «Пуату». Девицы-портье с 35-го этажа неизменно встречали меня дежурной радушной улыбкой, и мне безумно хотелось отхлестать их по щекам, чтобы проверить, не прилипнут ли они к моей ладони. Вместо этого я пробиралась в кабинет Сендстера. Не зная, чем заняться, я цеплялась за него, точно беззаботная мартышка за ветку. Время от времени он приглашал меня пообедать с ним в одной из столовых правления. А иногда я просто сидела и просматривала подготовленную его службами документацию о странах, куда он возил меня в «обозе» Поля. Но чаще всего я приходила за посланиями, которые фирма «Пуату» желала передать лично Дармону, — это были секретные письма, в содержание которых руководство не считало нужным посвящать меня. При первом же удобном случае я стащила в канцелярии пачку конвертов с логотипом правления фирмы и теперь, имея возможность подменять их, частенько знакомилась с этими письмами. Но вскоре мой интерес к ним остыл: они содержали исключительно профессиональную информацию. Что не мешало мне отксеривать их и отсылать матери, которая хранила весь наш архив где-то на острове Монахов. И как же разумно мы с ней поступили! Во-первых, потому, что в один прекрасный день мать узнала из одного такого сообщения, что «Пуату» собирается приобрести некую английскую фирму по производству медицинской электронной аппаратуры, и купила пакет ее акций еще до того, как их выставили на продажу. Во-вторых — и это самое важное — в письмах дважды упоминалось имя одного посредника, знакомство с которым Дармон позже, в кабинете следователя, категорически отрицал. Что и дало мне тогда драгоценную возможность давить на него. Однако я забегаю вперед.
Весной 1989 года я просто утопала в блаженстве. Я восторгалась Дармоном, восторгалась своим статусом, и никакие моральные соображения не заставили бы меня отказаться от моих фиктивных обязанностей. Этот status quo вполне устраивал меня, и, чтобы продолжать им наслаждаться, я пускалась на самые низкие, самые фантастические выдумки. Когда мой отец начинал ворчать, а Фабрис разыгрывал Кассандру, я затыкала им рот искусной ложью о великой значимости моей работы. И река моей жизни лениво текла к устью, за которым мне чудились райские кущи. Я не старалась ускорить ее бег.
Так что, когда дела вдруг пошли полным ходом, моей заслуги в том не было. Как, впрочем, и заслуги Дармона: сигнал к отправлению был дан самим Франсуа Миттераном. В какой же это момент? Да на Троицу, когда он пригласил Александра сопровождать его при восхождении на вершину скалы Солютре[33]. Я страшно удивилась, что оказанная честь не только не польстила моему дорогому покровителю, но, напротив, привела его в крайнее раздражение.
— Ну вот, моя кошечка, теперь нам придется перенести наши беседы в Морван, вы уж простите великодушно. Это серое захолустье, где впору удавиться со скуки; все, кроме президента, опрометью бегут из тех мест, одни только кладбища полным-полнехоньки. В этой мрачной дыре что ни день, то дождь, а ботанические изыскания дядюшки Франсуа — просто пытка; он знает название каждой былинки, заставляет нас все их заучивать наизусть и неизменно кончает свою прогулку слезливой одой в честь Соны, что «несет свои воды вдали».
Это королевское восхождение повергло его в поистине королевскую скорбь. Слишком молодой, чтобы принадлежать к ближайшему окружению президента, он, как правило, был избавлен от подобных мероприятий. Тем не менее дважды ему уже пришлось поучаствовать в них, и он был сыт этим по горло. В предвидении роковой даты он обычно старался приурочить к ней какую-нибудь встречу министров на европейском уровне. Но в этом году его застали врасплох, и он просто себя не помнил от злости:
— Я просил, чтобы меня не соединяли с Мари-Клер Папегей, личной секретаршей президента. Но все напрасно: она сама предложила мою кандидатуру, теперь делать нечего. Версаль есть Версаль. Меня включили в круг ближайших придворных.
Он презирал себя за то, что подчинился этому приглашению, низводившему его до ранга простых прислужников властителя.
— Он создает вокруг себя кружки преданных людей, которые плохо знают друг друга, почти не пересекаются, но не способны затмить его и проявить хоть какую-нибудь инициативу без его ведома. Подумать только, некоторые министры плачутся, что их никогда не приглашают на такие мероприятия! И из кожи вон лезут, чтобы напомнить о себе. Бродят вокруг него, как голодные коты, в надежде, что он их заметит и обласкает. А в результате их он презирает, а из меня делает комнатную собачку и при этом уверен, что осчастливил своей благосклонностью. Просто сумасшедший дом какой-то: в прошлом году они вздумали организовать подписку, чтобы воздвигнуть монумент в память об этом «паломничестве»…