Выбрать главу
One of them came nearer and nearer, with its plaintive appeal growing louder and louder every moment, and soon a big yellow light appeared advancing with a loud noise, and Duroy watched the string of railway carriages swallowed up by the tunnel. Один из них приближался, его жалобный вопль нарастал с каждым мгновением, и вскоре показался большой желтый фонарь, с оглушительным грохотом мчавшийся вперед. Дюруа видел, как длинная цепь вагонов исчезла в пасти туннеля. Then he said to himself: "Come, let's go to work." He placed his light upon the table, but at the moment of commencing he found that he had only a quire of letter paper in the place. - А ну, за работу! - сказал он себе, поставил лампу на стол и хотел было сесть писать, как вдруг обнаружил, что у него есть только почтовая бумага. More the pity, but he would make use of it by opening out each sheet to its full extent. Что ж, придется развернуть лист в ширину и писать на почтовой. He dipped his pen in ink, and wrote at the head of the page, in his best hand, Он обмакнул перо и старательно, красивым почерком, вывел заглавие: "Recollections of a Chasseur d'Afrique." ВОСПОМИНАНИЯ АФРИКАНСКОГО СТРЕЛКА Then he tried to frame the opening sentence. Затем принялся обдумывать первую фразу.
He remained with his head on his hands and his eyes fixed on the white sheet spread out before him. Он сидел, подперев щеку ладонью и пристально глядя на лежавший перед ним чистый лист бумаги.
What should he say? О чем писать?
He could no longer recall anything of what he had been relating a little while back; not an anecdote, not a fact, nothing. Он ничего не мог припомнить из того, что рассказывал за обедом, ни одного анекдота, ни одного факта, ничего.
All at once the thought struck him: Вдруг ему пришла мысль:
"I must begin with my departure." "Надо начать с отъезда".
And he wrote: И он написал:
"It was in 1874, about the middle of May, when France, in her exhaustion, was reposing after the catastrophe of the terrible year." "Это было в 1874 году, в середине мая, в то время, когда обессиленная Франция отдыхала от потрясений роковой годины..."
He stopped short, not knowing how to lead up to what should follow--his embarkation, his voyage, his first impressions. Тут Дюруа остановился: он не знал, как связать это с дальнейшим - с отплытием, путешествием, первыми впечатлениями.
After ten minutes' reflection, he resolved to put off the introductory slip till to-morrow, and to set to work at once to describe Algiers. And he traced on his paper the words: Минут десять спустя он решил отложить вступительную часть на завтра, а пока приняться за описание Алжира.
"Algiers is a white city," without being able to state anything further. "Алжир - город весь белый..." - написал он, но дальше этого дело не пошло.
He recalled in his mind the pretty white city flowing down in a cascade of flat-roofed dwellings from the summit of its hills to the sea, but he could no longer find a word to express what he had seen and felt. Память вновь нарисовала перед ним красивый чистенький городок, ручейками домов с плоскими кровлями сбегающий по склону горы к морю, но он не находил слов, чтобы передать виденное и пережитое.
After a violent effort, he added: После долгих усилий он прибавил:
"It is partly inhabited by Arabs." Then he threw down his pen and rose from his chair. "Часть его населения составляют арабы..." Потом швырнул перо и встал из-за стола.
On his little iron bedstead, hollowed in the center by the pressure of his body, he saw his everyday garments cast down there, empty, worn, limp, ugly as the clothing at the morgue. На узкой железной кровати, на которой от тяжести его тела образовалась впадина, валялось его будничное платье, поношенное, измятое, скомканное, всем своим отвратительным видом напоминавшее отрепья из морга.
On a straw-bottomed chair his tall hat, his only one, brim uppermost, seemed to be awaiting an alms. А шелковый цилиндр, его единственный цилиндр, лежавший вверх дном на соломенном кресле, точно ждал, чтобы ему подали милостыню.
The wall paper, gray with blue bouquets, showed as many stains as flowers, old suspicious-looking stains, the origin of which could not be defined; crushed insects or drops of oil; finger tips smeared with pomatum or soapy water scattered while washing. На обоях, серых с голубыми букетами, пятен было столько же, сколько цветов, - застарелых, подозрительных пятен, о которых никто не мог бы сказать, что это такое: то ли раздавленные клопы, то ли капли масла; не то следы пальцев, жирных от помады, не то брызги мыльной пены из умывального таза.
It smacked of shabby, genteel poverty, the poverty of a Paris lodging-house. Все отзывалось унизительной нищетой, нищетой парижских меблированных комнат.
Anger rose within him at the wretchedness of his mode of living. И в душе у Дюруа поднялась злоба на свою бедность.
He said to himself that he must get out of it at once; that he must finish with this irksome existence the very next day. Он почувствовал необходимость как можно скорее выбраться отсюда, завтра же покончить с этим жалким существованием.
A frantic desire of working having suddenly seized on him again, he sat down once more at the table, and began anew to seek for phrases to describe the strange and charming physiognomy of Algiers, that ante-room of vast and mysterious Africa; the Africa of wandering Arabs and unknown tribes of negroes; that unexplored Africa of which we are sometimes shown in public gardens the improbable-looking animals seemingly made to figure in fairy tales; the ostriches, those exaggerated fowls; the gazelles, those divine goats; the surprising and grotesque giraffes; the grave-looking camels, the monstrous hippopotomi, the shapeless rhinosceri, and the gorillas, those frightful-looking brothers of mankind.