Выбрать главу
There it is." Вот она, возьми. And he pointed out the slips flattened out under a paperweight. И он показал пальцем на листы, лежавшие под пресс-папье. Duroy, abashed, could find nothing to say in reply, and as he was putting his prose into his pocket, Forestier went on: Дюруа не нашелся, что на это ответить, - до того он был удручен. Он сунул свое изделие в карман, а Форестье между тем продолжал: "To-day you must first of all go to the Pr?fecture." - Отсюда ты пойдешь прямо в префектуру... And he proceeded to give a list of business errands and items of news to be attended to. Он назвал еще несколько присутственных мест, куда надлежало зайти, и указал, какого рода сведения ему нужны сегодня. Duroy went off without having been able to find the cutting remark he wanted to. Дюруа, так и не найдя, чем уколоть Форестье, удалился. He brought back his article the next day. На другой день он опять принес статью. It was returned to him again. Ему ее снова вернули. Having rewritten it a third time, and finding it still refused, he understood that he was trying to go ahead too fast, and that Forestier's hand alone could help him on his way. Переделав ее в третий раз и снова получив обратно, он понял, что поторопился и что только рука Форестье способна вести его по этой дороге. He did not therefore say anything more about the Он уже не заговаривал о "Recollections of a Chasseur d'Afrique," promising himself to be supple and cunning since it was needful, and while awaiting something better to zealously discharge his duties as a reporter. "Воспоминаниях африканского стрелка", он дал себе слово быть покладистым и осторожным, поскольку это необходимо, и, в чаянии будущих благ, добросовестно исполнять свои репортерские обязанности.
He learned to know the way behind the scenes in theatrical and political life; the waiting-rooms of statesmen and the lobby of the Chamber of Deputies; the important countenances of permanent secretaries, and the grim looks of sleepy ushers. Он проник за кулисы театра и политики, в кулуары палаты депутатов и в передние государственных деятелей, он изучил важные физиономии чиновников особых поручений и хмурые, заспанные лица швейцаров. He had continual relations with ministers, doorkeepers, generals, police agents, princes, bullies, courtesans, ambassadors, bishops, panders, adventurers, men of fashion, card-sharpers, cab drivers, waiters, and many others, having become the interested yet indifferent friend of all these; confounding them together in his estimation, measuring them with the same measure, judging them with the same eye, though having to see them every day at every hour, without any transition, and to speak with them all on the same business of his own. Он завязал отношения с министрами, привратниками, генералами, сыщиками, князьями, сутенерами, куртизанками, посланниками, епископами, сводниками, знатными проходимцами, людьми из общества, извозчиками, официантами, шулерами, он сделался их лицеприятным и в глубине души равнодушным другом, и, беспрестанно, в любой день и час, сталкиваясь то с тем, то с другим, толкуя с ними исключительно о том, что интересовало его как репортера, он мерил их всех одной меркой, на всех смотрел одинаково, всем давал одну и ту же цену.
He compared himself to a man who had to drink off samples of every kind of wine one after the other, and who would soon be unable to tell Ch?teau Margaux from Argenteuil. Сам себя он сравнивал с человеком, перепробовавшим одно за другим всевозможные вина и уже не отличающим шатомарго от аржантейля.
He became in a short time a remarkable reporter, certain of his information, artful, swift, subtle, a real find for the paper, as was observed by Daddy Walter, who knew what newspaper men were. В короткий срок из него вышел замечательный репортер, который мог ручаться за точность своей информации, изворотливый, сообразительный, расторопный, настоящий клад для газеты, как отзывался о нем разбиравшийся в сотрудниках, старик Вальтер.
However, as he got only centimes a line in addition to his monthly screw of two hundred francs, and as life on the boulevards and in _caf?s_ and restaurants is costly, he never had a halfpenny, and was disgusted with his poverty. Тем не менее он получал всего лишь десять сантимов за строчку и двести франков жалованья, а так как в кафе, в ресторанах все очень дорого, то он вечно сидел без денег и приходил в отчаяние от своей бедности.
There is some knack to be got hold of, he thought, seeing some of his fellows with their pockets full of money without ever being able to understand what secret methods they could make use of to procure this abundance. "В чем тут секрет?" - думал он, видя, что у некоторых его коллег карманы набиты золотом, и тщетно старался понять, какие неизвестные ему средства применяют они, чтобы обеспечить себе безбедное существование.
He enviously suspected unknown and suspicious transactions, services rendered, a whole system of contraband accepted and agreed to. Зависть снедала его, и ему все мерещились какие-то необыкновенные подозрительные приемы, оказанные кому-то услуги, особого рода контрабанда, общепринятая и дозволенная.
But it was necessary that he should penetrate the mystery, enter into the tacit partnership, make himself one with the comrades who were sharing without him.