Выбрать главу
Комната была довольно большая, скудно обставленная, неряшливо прибранная.
The chairs, worn and old, were arranged along the walls, as placed by the servant, for there was nothing to reveal the tasty care of the woman who loves her home. Вдоль стен тянулись старые выцветшие кресла, -должно быть, их расставляла по своему усмотрению служанка, так как здесь совсем не чувствовалось искусной и заботливой женской руки, любящей домашний уют.
Four indifferent pictures, representing a boat on a stream, a ship at sea, a mill on a plain, and a wood-cutter in a wood, hung in the center of the four walls by cords of unequal length, and all four on one side. На неодинаковой длины шнурах криво висели четыре жалкие картины, изображавшие лодку, плывшую по реке, корабль в море, мельницу среди поля и дровосека в лесу.
It could be divined that they had been dangling thus askew ever so long before indifferent eyes. Было видно, что они давно уже висят так и что по ним равнодушно скользит взор беспечной хозяйки.
Duroy sat down immediately. Дюруа сел в ожидании.
He waited a long time. Ждать ему пришлось долго.
Then a door opened, and Madame de Marelle hastened in, wearing a Japanese morning gown of rose-colored silk embroidered with yellow landscapes, blue flowers, and white birds. Но вот дверь отворилась, и вбежала г-жа де Марель в розовом шелковом кимоно с вышитыми золотом пейзажами, голубыми цветами и белыми птицами.
"Fancy! I was still in bed!" she exclaimed. - Представьте, я была еще в постели, - сказала она.
"How good of you to come and see me! - Как это мило с вашей стороны, что вы пришли меня навестить!
I had made up my mind that you had forgotten me." Я была уверена, что вы обо мне забыли.
She held out both her hands with a delighted air, and Duroy, whom the commonplace appearance of the room had put at his ease, kissed one, as he had seen Norbert de Varenne do. С сияющим лицом она протянула ему обе руки, и Дюруа, сразу почувствовав себя легко в этой скромной обстановке, взял их в свои и поцеловал одну, как это сделал однажды при нем Норбер де Варен.
She begged him to sit down, and then scanning him from head to foot, said: "How you have altered! Госпожа де Марель усадила его. - Как вы изменились! - оглядев его с ног до головы, воскликнула она.
You have improved in looks. - Вы явно похорошели.
Paris has done you good. Париж идет вам на пользу.
Come, tell me the news." Ну, рассказывайте новости.
And they began to gossip at once, as if they had been old acquaintances, feeling an instantaneous familiarity spring up between them; feeling one of those mutual currents of confidence, intimacy, and affection, which, in five minutes, make two beings of the same breed and character good friends. И они принялись болтать, точно старые знакомые, наслаждаясь этой внезапно возникшей простотой отношений, чувствуя, как идут от одного к другому токи интимности, приязни, доверия, благодаря которым два близких по духу и по рождению существа в пять минут становятся друзьями.
Suddenly, Madame de Marelle exclaimed in astonishment: Неожиданно г-жа де Марель прервала разговор.
"It is funny how I get on with you. - Как странно, что я так просто чувствую себя с вами, - с удивлением заметила она.
It seems to me as though I had known you for ten years. - Мне кажется, я знаю вас лет десять.
We shall become good friends, no doubt. Я убеждена, что мы будем друзьями.
Would you like it?" Хотите?
He answered: "Certainly," with a smile which said still more. - Разумеется, - ответил он. Но его улыбка намекала на нечто большее.
He thought her very tempting in her soft and bright-hued gown, less refined and delicate than the other in her white one, but more exciting and spicy. Он находил, что она обольстительна в этом ярком и легком пеньюаре, менее изящна, чем та, другая, в белом, менее женственна, не так нежна, но зато более соблазнительна, более пикантна.
When he was beside Madame Forestier, with her continual and gracious smile which attracted and checked at the same time; which seemed to say: Г оспожа Форестье с застывшей на ее лице благосклонной улыбкой, как бы говорившей:
"You please me," and also "Вы мне нравитесь", и в то же время:
"Take care," and of which the real meaning was never clear, he felt above all the wish to lie down at her feet, or to kiss the lace bordering of her bodice, and slowly inhale the warm and perfumed atmosphere that must issue from it. "Берегитесь!", притягивавшей и вместе с тем отстранявшей его, - улыбкой, истинный смысл которой невозможно было понять, - вызывала желание броситься к ее ногам, целовать тонкое кружево ее корсажа, упиваясь благоуханным теплом, исходившим от ее груди.
With Madame de Marelle he felt within him a more definite, a more brutal desire--a desire that made his fingers quiver in presence of the rounded outlines of the light silk. Г-жа де Марель вызывала более грубое, более определенное желание, от которого у него дрожали руки, когда под легким шелком обрисовывалось ее тело.
She went on talking, scattering in each phrase that ready wit of which she had acquired the habit just as a workman acquires the knack needed to accomplish a task reputed difficult, and at which other folk are astonished.