Выбрать главу
Health before everything." Какого черта, в самом деле, здоровье дороже всего! They halted on the Boulevard Poissoni?re before a large glass door, on the inner side of which an open newspaper was pasted. Они остановились на бульваре Пуасоньер, возле большой стеклянной двери, на внутренней стороне которой был наклеен развернутый номер газеты. Three passers-by had stopped and were reading it. Какие-то трое стояли и читали ее. Above the door, stretched in large letters of flame, outlined by gas jets, the inscription _La Vie Francaise_. Над дверью, точно воззвание, приковывала к себе взгляд ослепительная надпись, выведенная огромными огненными буквами, составленными из газовых рожков: "Французская жизнь".
The pedestrians passing into the light shed by these three dazzling words suddenly appeared as visible as in broad daylight, then disappeared again into darkness. В полосе яркого света, падавшего от этих пламенеющих слов, внезапно возникали фигуры прохожих, явственно различимые, четкие, как днем, и тотчас же снова тонули во мраке.
Forestier pushed the door open, saying, Форестье толкнул дверь.
"Come in." - Сюда, - сказал он.
Duroy entered, ascended an ornate yet dirty staircase, visible from the street, passed through an ante-room where two messengers bowed to his companion, and reached a kind of waiting-room, shabby and dusty, upholstered in dirty green Utrecht velvet, covered with spots and stains, and worn in places as if mice had been gnawing it. Дюруа вошел, поднялся по роскошной и грязной лестнице, которую хорошо было видно с улицы, и, пройдя через переднюю, где двое рассыльных поклонились его приятелю, очутился в пыльной и обшарпанной приемной, - стены ее были обиты выцветшим желтовато-зеленым трипом, усеянным пятнами, а кое-где словно изъеденным мышами.
"Sit down," said Forestier. "I will be back in five minutes." - Присядь, - сказал Форестье, - я вернусь через пять минут.
And he disappeared through one of the three doors opening into the room. И скрылся за одной из трех дверей, выходивших в приемную.
A strange, special, indescribable odor, the odor of a newspaper office, floated in the air of the room. Странный, особенный, непередаваемый запах, запах редакции, стоял здесь.
Duroy remained motionless, slightly intimidated, above all surprised. Дюруа, скорей изумленный, чем оробевший, не шевелился.
From time to time folk passed hurriedly before him, coming in at one door and going out at another before he had time to look at them. Время от времени какие-то люди пробегали мимо него из одной двери в другую, - так быстро, что он не успевал разглядеть их.
They were now young lads, with an appearance of haste, holding in their hand a sheet of paper which fluttered from the hurry of their progress; now compositors, whose white blouses, spotted with ink, revealed a clean shirt collar and cloth trousers like those of men of fashion, and who carefully carried strips of printed paper, fresh proofs damp from the press. С деловым видом сновали совсем еще зеленые юнцы, держа в руке лист бумаги, колыхавшийся на ветру, который они поднимали своей беготней. Наборщики, у которых из-под халата, запачканного типографской краской, виднелись суконные брюки, точь-в-точь такие же, как у светских людей, и чистый белый воротничок, бережно несли кипы оттисков - свеженабранные, еще сырые гранки.
Sometimes a gentleman entered rather too elegantly attired, his waist too tightly pinched by his frock-coat, his leg too well set off by the cut of his trousers, his foot squeezed into a shoe too pointed at the toe, some fashionable reporter bringing in the echoes of the evening. Порой входил щуплый человечек, одетый чересчур франтовски, в сюртуке, чересчур узком в талии, в брюках, чересчур обтягивавших ногу, в ботинках с чересчур узким носком, -какой-нибудь репортер, доставлявший вечернюю светскую хронику.
Others, too, arrived, serious, important-looking men, wearing tall hats with flat brims, as if this shape distinguished them from the rest of mankind. Приходили и другие люди, надутые, важные, все в одинаковых цилиндрах с плоскими полями, -видимо, они считали, что один этот фасон шляпы уже отличает их от простых смертных.
Forestier reappeared holding the arm of a tall, thin fellow, between thirty and forty years of age, in evening dress, very dark, with his moustache ends stiffened in sharp points, and an insolent and self-satisfied bearing. Наконец появился Форестье под руку с самодовольным и развязным господином средних лет, в черном фраке и белом галстуке, очень смуглым, высоким, худым, с торчащими вверх кончиками усов.
Forestier said to him: "Good night, dear master." - Всего наилучшего, уважаемый мэтр, - сказал Форестье.
The other shook hands with him, saying: Господин пожал ему руку.
"Good night, my dear fellow," and went downstairs whistling, with his cane under his arm. - До свиданья, дорогой мой. Он сунул тросточку под мышку и, посвистывая, стал спускаться по лестнице.
Duroy asked: "Who is that?" - Кто это? - спросил Дюруа.
"Jacques Rival, you know, the celebrated descriptive writer, the duellist. - Жак Риваль, - знаешь, этот известный фельетонист и дуэлист?