В народных преданиях, легендах, сказаниях змей неразрывно сочетается с таинственным золотом. С обнаженным мечом в руке он охраняет зарытый в пещере клад и никто не смеет его отрыть, потому что клад заклят на пятьсот лет и должен достаться какому-нибудь пьянице (Даль). Или: летающий огненный змей таскает своей зазнобе в дом разные сокровища и для того, чтобы уничтожить его, следует перекреститься и промолвить: «аминь, аминь, рассыпься».
Ближние и дальние пещеры, вырытые когда-то варягами в горах киевских, существуют и поныне: теперь над ними возносится Киево-Печерская лавра, где православные христиане служат благодарственные молебны и поклоняются мощам святых Василия и Феодора, убитых князем Мстиславом Свято-полковичем за отказ выдать варяжское золото, якобы найденное ими под землей.
Итак, былинный змей, Змей Тугарин, Змей Горыныч есть синкретический образ смелого, мужественного варяга — сильной харизматической личности, устремленной к власти и богатству, жадной и щедрой, жестокой и любвеобильной, преданной и предающей одновременно. Прекрасно вооруженный, с огненной крылаткой на плечах, он прилетает на боевом коне или приплывает на великолепном корабле, каковой еще извергает из драконьей пасти огонь, строит необычный военный лагерь с многочисленными воротами и роет пещеры, где хранит свои сокровища. Эти черты, гармонически сочетающиеся друг с другом, кажутся непривычными для славянина, отчего резче запоминаются и чаще используются для сотворения неповторимого волшебного облика северного воина в русских эпических песнях.
В северных сагах рассказывается о бесконечных пирах, где пирующие состязаются друг с другом в винопитии и словопрении, где похвальба перемежается с хулою, где разгоряченные собеседники хвастаются своими деяниями и поносят деяния других. «Сага о сыновьях Магнуса Голоногого» содержит превосходный образчик такой перебранки, которая едва не заканчивается поножовщиной:
«Вечером, когда люди начали пить пиво, то оказалось, что оно плохое, и люди молчали. Тогда Эйстейн конунг сказал:
— Что-то молчат люди. А ведь за пивом принято веселиться. Самое лучшее будет, брат Сигурд, если мы с тобой затеем какую-нибудь потеху.
Сигурд конунг отвечает довольно сухо:
— Говори, сколько хочешь, но оставь меня в покое.
Тогда Эйстейн конунг сказал:
— За пивом часто бывало в обычае, что люди выбирали себе кого-нибудь для сравнения с ним. Пусть и тут будет так.
Сигурд конунг промолчал.
— Я вижу, — говорит Эйстейн, — что начинать потеху придется мне. Я выбираю, брат, тебя для сравнения со мной. Я делаю это потому, что у нас с тобой одинаковое звание и одинаковые владения, и как по происхождению, так и по воспитанию между нами нет различия.
Сигурд конунг отвечает:
— А помнишь ли ты, что я мог переломить тебе хребет, если бы захотел, хотя ты был на год старше меня?
Эйстейн конунг отвечает:
— Я помню хорошо, что ты не мог играть ни в какую игру, которая требовала ловкости…
Сигурд конунг говорит:
— Для правителя страны, для того, кто должен повелевать другими, важно, чтобы он выделялся, был сильнее, владел оружием лучше, чем другие, и чтобы его легко можно было увидеть и узнать, когда собралось много людей.
Эйстейн конунг говорит:
— Красота тоже преимущество в муже. Его тогда легко узнать в толпе. Красота лучшее украшение правителя. Я и законы знаю гораздо лучше, чем ты, и если нам приходится держать речь, то я гораздо красноречивее.
Сигурд конунг отвечает:
— Все говорят, что мой поход в заморские страны делает мне честь как правителю. А ты во время этого похода сидел дома, какдочь своего отца.
Эйстейн конунг говорит:
— Ну вот, ты теперь тронул самое больное место. Я бы не начинал этой перебранки, если бы умел тебе ответить. Больше похоже на то, что я снарядил тебя в поход, как свою сестру.
После этого они оба замолчали, и оба были в большом гневе».
Как видно, потеха начинается с невинного сравнения в силе и ловкости, но постепенно превращается в откровенное поношение, когда спорщики оскорбляют друг друга, уподобляя один другого женщине. В данном случае у конунгов хватает благоразумия прекратить перепалку, в которой обычно побеждает не истина, а умение фехтовать словом, нанося сопернику обидные удары. Однако в иных обстоятельствах такое оскорбление разрешается только на поединке с помощью копья и меча: словесная перебранка перерастает в перебранку железную.