Мама целует меня в щёку и обнимает. Я не очень-то люблю объятия с поцелуями, но здесь иду на уступки: знаю, что ей это важно.
— Ты ел сегодня? — спрашивает она, присаживаясь на край дивана.
— Ну конечно, ел. Человек же не может существовать без еды, — отзываюсь я. Она вздыхает. Это тоже одна из её тайных печалей, о которой она честно мне рассказала: ей хотелось бы приезжать ко мне с полными сумками продуктов, забивать ими холодильник, жарить-парить-варить для меня обеды и ужины, а затем кормить чуть ли не с ложечки. Только тогда материнское сердце может быть спокойным, это её собственные слова.
Я же предпочитаю покупать продукты сам — раз в неделю, по списку, чётко всё планируя, чтобы не было излишков еды и не приходилось затем от них избавляться. Готовлю тоже самостоятельно — ровно столько, сколько требуется мне одному.
Мы сидим рядом на диване, она задаёт мне стандартные вопросы, я на них терпеливо отвечаю, хотя этот традиционный ритуал кажется мне скучным: помимо питания, она всегда интересуется одним и тем же — здоровьем, настроением, делами на работе. Когда очередь доходит до Руса (“Как поживает твой друг?”), я сообщаю о том, что сегодня приглашён на празднование его дня рождения в клуб.
— Ой, передавай ему самые искренние поздравления от меня! — говорит мама. — Такой отличный парень, я ведь его совсем ещё мальчишкой помню, сколько вам было, когда вы подружились? Лет шесть?
— Пять, — уточняю я.
Я помню детали нашего знакомства так же ясно и хорошо, как будто это случилось совсем недавно, а не девятнадцать лет назад.
Выдался дождливый день, из-за чего нашу группу не повели на прогулку. Честно говоря, я был этому только рад. Уселся в углу, чтобы меня не беспокоили, и принялся собирать из куцего детсадовского конструктора модель лунохода.
Через какое-то время я почувствовал, что кто-то молча присел рядом. Я покосился в ту сторону и увидел мальчишку. Как его зовут, я не помнил, а может, и вовсе не знал — лица всех пацанов в нашей группе сливались для меня в одно.
— Ты чего строишь? — поинтересовался мальчик.
— Луноход, — ответил я. — Только нескольких важных деталей не хватает, потерялись.
— Ну, построй что-нибудь другое, — предложил он. — Робота сумеешь сделать? А динозавра?
Я молча принялся подбирать детали для робота и соединять их друг с другом. Мальчик тоже хранил молчание, наблюдая за моей работой.
— Круто выходит, — сказал он наконец. — А как тебя зовут?
— Илья Тошин.
Мы ещё немного посидели в тишине.
— Что, тебе разве не интересно, как меня зовут? — не выдержал он.
— Нет, — честно ответил я.
— Блин, — он опять некоторое время молчал, видимо, подбирая подходящий ответ, но так и не смог ничего придумать, поэтому спросил другое:
— А ты чего сердитый такой?
— Я не сердитый.
— А чего всё время отворачиваешься?
Я пожал плечами:
— Мне так удобнее.
— Ты боишься меня, что ли?
Я старательно прислушался к своим ощущениям.
— Нет, не боюсь. Но если ты начнёшь меня щекотать, мне будет неприятно и больно.
— Да с чего мне тебя щекотать? Вот ты странный, — сказал он.
— Другие щекочут… — отозвался я.
— Да они придурки все! — заявил мой собеседник. — Они и ко мне тоже приставали. Я там одному уроду руку прокусил до крови, воспиталка разоралась…
— Почему?
— Что “почему”? Почему разоралась?
— Почему руку прокусил, — пояснил я.
— А, да он сам напросился, — отмахнулся мальчик. — Чуркой меня обзывал.
— Как?!
— Ну, чуркой.
— Чурка — это обрубок? Кусок дерева? — уточнил я, вспомнив всё, что вычитал в детских энциклопедиях. У нас дома было очень много книг, мама мне покупала и про динозавров, и про строение человека, и про роботов, и историю древнего мира, и задачки по математике для дошкольников, и ещё полно всяких.