Неудачный день из жизни инженера Писаренко С.С.
- Ты, товарищ Писаренко, прежде всего комсомолец. Советский инженер. И уж потом все остальное. Это ни на что не похоже! Алкоголь – это враг разума! А ты второй месяц водишь с ним дружбу.
Павел Николаевич Горский мерно расхаживал по комнате, в которой располагался секретариат заводского комитета комсомола, покручивая в руках ручку. Иногда он бросал быстрый взгляд на Сергея, сидящего у стола, и ему казалось, что тот не слышит ничего из того, что Павел ему говорит. А когда он ненадолго замолкал, из приемной доносились четкие звуки пишущей машинки. Лизавета печатала протокол утреннего собрания.
- Сколько это еще будет продолжаться? – снова заговорил товарищ Горский. – Ты должен сказать пьянству: нет! Не можешь сам – коллектив тебе поможет.
- Считай, сказал, - буркнул Писаренко, даже не взглянув на секретаря комитета комсомола. – Могу идти? У меня смена.
- Какая смена? – Павел возмущенно бросил ручку на стол. – Я не могу, не имею морального права допустить тебя к работе. Нам только несчастного случая на производстве не хватает.
Сергей устало посмотрел на товарища Горского, но будто и не на него, а куда-то мимо. Взгляд у него был… растерянный. И определенно не самый трезвый.
- Ты же знаешь, что я никогда не пьянею! – отмахнулся он.
- Это ты девчатам на завалинке рассказывай!
Писаренко вскинулся, вскочил со стула, махнул рукой и тут же сел.
Катя ушла полтора месяца назад. Первое время он искренно считал, что она ушла к родителям. Обиделась. Долго ли в восемнадцать лет обидеться на мужа, которому и в голову не пришло с ней посоветоваться в таком важном вопросе, как строительство дома. Остынет – вернется. Так он рассуждал первые два дня. Потом не выдержал – поехал за ней. И обнаружив, что никакой Кати в Сутисках нет, долго общался с Катиными родителями, уверенными, что дочка на работе и устроена в Гнивани, как у Христа за пазухой, в смысле, как за каменной стеной. Спустя еще неделю он понял, что она действительно по-настоящему его бросила. И, надеясь забыться, запил впервые в жизни. Но не тут-то было. Его организм обладал удивительной особенностью – он, оказывается, очень долго не пьянел. Сперва решил, что дело в количестве выпитого. Оказалось, нет, не в количестве дело. Сколько ни пил, не брало. Потом предположил, что не то пьет. Стал менять напитки от вина до самогона. Эффекта не последовало. Теперь пил уже по привычке. Как известно, привычка вырабатывается за двадцать один день.
- Не могу я без нее, Паш! – глухо сказал Сергей.
- А надо смочь! Надо вернуться. В работу, в общество! Так надо, Сергей Сергеич, надо! Ты – советский гражданин, а расклеился из-за бабы. Свет клином не сошелся. Другую найдешь. Прожил с ней всего месяц, и уже полтора пьешь! – Павел Николаевич остановился прямо перед Писаренко и строго спросил: - Или ты собрался угробить всю свою будущую жизнь?
- Катя – не баба, - проговорил Писаренко и уронил голову на ладони. – Я ее никогда не прощу, понимаешь? И никогда не разлюблю!
Товарищ Горский с любопытством разглядывал инженера. Эк его скрутило-то! Присев на стол, он задушевно поинтересовался:
- А за что прощать? Она загуляла что ли?
- Да если б загуляла, я хоть бы знал, что с ней! – слабо соображая, что несет, в сердцах воскликнул не вполне трезвый инженер. - А эта… Уехала… В обед борщ варила. Рассердилась, что я строиться решил. А потом… уехала. И все. Даже письма не оставила.
Павел криво усмехнулся и похлопал Сергея по плечу.
- Иди проспись! И учти: будешь пить – поставлю вопрос об исключении тебя из комсомола. Явишься еще хоть раз пьяным на работу – уволим по статье. Это понятно?