- Не могу я без нее, Паш! – глухо сказал Сергей.
- А надо смочь! Надо вернуться. В работу, в общество! Так надо, Сергей Сергеич, надо! Ты – советский гражданин, а расклеился из-за бабы. Свет клином не сошелся. Другую найдешь. Прожил с ней всего месяц, и уже полтора пьешь! – Павел Николаевич остановился прямо перед Писаренко и строго спросил: - Или ты собрался угробить всю свою будущую жизнь?
- Катя – не баба, - проговорил Писаренко и уронил голову на ладони. – Я ее никогда не прощу, понимаешь? И никогда не разлюблю!
Товарищ Горский с любопытством разглядывал инженера. Эк его скрутило-то! Присев на стол, он задушевно поинтересовался:
- А за что прощать? Она загуляла что ли?
- Да если б загуляла, я хоть бы знал, что с ней! – слабо соображая, что несет, в сердцах воскликнул не вполне трезвый инженер. - А эта… Уехала… В обед борщ варила. Рассердилась, что я строиться решил. А потом… уехала. И все. Даже письма не оставила.
Павел криво усмехнулся и похлопал Сергея по плечу.
- Иди проспись! И учти: будешь пить – поставлю вопрос об исключении тебя из комсомола. Явишься еще хоть раз пьяным на работу – уволим по статье. Это понятно?
- Понятно, - буркнул Писаренко, встал и направился к выходу. Открыв дверь, обернулся уже на пороге и зло рассмеялся: - Сын Сергея Сергеевича Писаренко исключен из комсомола за пьянство. Папа будет в восторге.
Пишущая машинка резко замолчала.
- Салют! – объявил инженер, махнув рукой Довгорученко, и пошел прочь.
- Вот ведь… любовь… - мечтательно сказала Лизка, осторожно выставив вперед одну ножку так, чтобы юбка поползла вверх. Стол только утром передвинула, чтобы товарищу Горскому удобно было лицезреть все ее выдающиеся части тела… в профиль.
Товарищ Горский уперся взглядом в ноги своей секретарши, заставил себя отвести глаза, но вместо этого скользнул ими выше и теперь уже уперся во что-то неимоверно волнистое на ее груди. Он схватился из-за стола и зло захлопнул дверь кабинета. Довгорученко тоже не мешало бы объявить выговор. За неподобающую комсомолке длину юбки. Павел тяжело вздохнул и сосредоточился на документах, полученных сегодня из районного комитета.
Между тем, вместо того, чтобы отправиться спать, как велел товарищ секретарь комитета комсомола завода «Автоэлектроаппаратура», инженер Писаренко забрел в рюмочную. Как он там оказался, толком не помнил. Мысль об исключении из комсомола и увольнении с работы подействовала, как удар обухом по голове. И выдержать ее на трезвую было слишком трудно. И знал ведь, что ничего не получится. Мысли из головы не выветрятся, только хуже станет. Но ноги по привычке принесли сюда. Он сидел, тупо уставившись на рюмку водки и тарелку с бутербродом с килькой и вцепившись по дурацкой привычке пальцами в волосы. По углам уже даже не шептались, глядя на него. Все знали, что молодой специалист из Ленинграда сильно пьющий. Не иначе потому сюда, на периферию, и сослали.
- Шо, зятьок, довел Катруську своим пияцтвом? – раздался рядом голос Гришки Нарышко. – А я ж казав, шо тобі за це буде.
Он уселся с одной стороны нетрезвого инженера, а с другой расположился Мишка.
Сергей, не глядя на них, продолжал изучать кильку на бутерброде.
- Шо? – спросил он равнодушно.
- Грицько, ти ба, той плюгавий і не пам’ятає. Дума, шо в Катруськи братів нема.
- А ну-ка… - многозначительно сказал Гришка, поднялся со стула, потянул за шиворот Сергея и кивнул брату: – Ходь!
Собственно, Сергею даже в голову не пришло послать братьев Нарышко к чертовой матери. Хотя и мог бы. Но ему было до такой степени наплевать, что он встал, подхватил пальцами кильку с бутерброда, отправил ее в рот и, неторопливо разжевывая, направился на выход, вслед за родственниками. За углом рюмочной начинался небольшой лесок.
- Давайте, хлопцы, хоть подальше зайдем, чтоб с дороги не было видно, - почти весело предложил Сергей.
- Нє, Грицько, ти чуєш? Воно ще й базікає!
- Чую, - буркнул Гришка и с размаху ударил Сергея в скулу. – То тобі за Катруську!
- І од Мишка за сеструху! – пробасил младший, врезав кулаками по животу.
В глазах потемнело, и дальнейшее воспринималось с легкостью и злой обреченностью. Но на душе легче стало однозначно. Оказывается, физическая боль вытесняет душевную. Только зря время терял, пытаясь спиться. Можно было сразу сказать этим двум бугаям, что Катерина сбежала из-за него.
Ка-те-ри-на.
Ее имя вспышкой промелькнуло в голове. И, пока шел домой, не обращая внимания на оглядывающихся на него прохожих – еще бы, пьяным его видели, а с разукрашенной рожей впервые – сделал вывод, что эффект от избиения тоже кратковременный.
Когда зашел в общежитие, старушка-вахтерша только всплеснула руками и сердобольно прошелестела:
- Скорую выкликать?
- Обойдусь, - буркнул в ответ Писаренко и направился, было, вверх по лестнице. Тут вахтерша спохватилась и бросилась за ним:
- Товариш Писаренко, вам тут прислали…
Она протянула ему конверт. Он равнодушно кивнул и пошел к себе.
Несколько минут спустя, он сидел на своей кровати, схватившись за голову. На коленях его валялась открытка. От Кати.
«Поздравляю с Днем Воздушного флота СССР!
Желаю здоровья, благополучия и успехов в работе.
К.»
Судьба этой открытки была трудная. Часом позднее Сергей Писаренко выбросил ее в форточку. На следующий день он пришел на работу с живописными ссадинами на лице, но трезвый. И с открыткой в кармане – утром спас от дворничихи, намеревавшейся ее смести в мешок с мусором. С тех пор больше не пил. До ноября, когда от Кати пришла следующая открытка. Тоже поздравительная. Тогда он запил на три дня. После открытки «С 23 февраля!» Писаренко решил в отпуск ехать в Харьков, к жене. Весь район знал, что она все-таки поступила в институт на бухгалтера.
5 лет спустя… И снова здравствуйте, товарищ Писаренко К.Д.
Дома никого не было. Катерина занесла чемодан в свою комнату и устроилась на кухне. О том, что скоро приедет, она родителям не сообщала. И сама не знала толком, зачем все это затеяла. Зачем, когда ей, выпускнице с красным дипломом, предложили выбор, куда ехать работать, она выбрала сутисковский завод «Автоэлектроаппаратура». И радовалась, что там нашлось место.