Переночевали мы в переулке возле площади Горького. Горбунок притулился с торца двухэтажного дома, навёл тонировку на стёкла и присыпался снежком, типа, давно здесь стоит. Мы поужинали остатками от запасов Матильды Андреевны и легли спать. Я скрючился на водительском месте, попробовал вытянуть ноги на пассажирское, но мешал рычаг переключения скоростей. Он упирался то под коленку, то ещё в какое-нибудь болезненное место, и я чертыхался сквозь дрёму, не понимая, на кой бес Горбунку сдался этот рычаг, если он им ничего не переключает. В общем, спал я в полглаза. В довершении всего, под утро загорелся соседний дом. Примчались пожарные и устроили дикий концерт своими сиренами, криками и брандспойтами. Великий Боян, сами не спят и другим не дают.
Я выругался, зевнул широко и повернулся к заднему сиденью. Жабоид лежал, свернувшись калачиком, и мерно посапывал. Вокруг бардак, хаос, а ему нет ничто. Сволочь! Я выбрался из Горбунка злой и раздражённый. Первым делом захотелось отвесить Дмитрию Анатольевичу затрещину, чтоб не только мне было плохо. Но мысль как пришла, так и исчезла, потому что вставшее перед глазами зрелище убирало все эмоции кроме восхищения. Загоревшийся дом полыхал единым костром, уносясь алыми языками высоко в тёмное небо. Звёзды померкли и поникли. Я стоял, открыв рот, как первоклассник перед школой, и откровенно наслаждался игрой огня и воюющих с ним людей.
Со всех сторон, как из рога изобилия, лились непонятные фразы.
— Где магистралка?
— Рабочую тяни!
— Трёхколенку стаскивай!
— Переход на пятьдесят один!
— Звено с линией в дом!
— Где магистралка?
Мимо пронёсся здоровяк в чёрной боёвке, за ним голодным удавом тянулся шланг. Куда он его? Мне стало любопытно, я наступил на извивающуюся ленту, и тут же услышал адскую трель из матерных глаголов и обидных эпитетов. Я резво отпрыгнул и спрятался за Горбунка, а здоровяк, погрозив мне кулаком, потянул шланг дальше.
С двух сторон ударили водяные струи, потом добавились ещё две. Возле подъезда встала троица в масках и с водолазными баллонами на спинах. Старший что-то прокричал, и вся троица растворилась в вырывающемся из дверного проёма дыму. Я невольно поёжился: вот так запросто в неизвестность, в невидимость.
Рядом всхлипнула женщина:
— Все оттуда, они туда. Что ж за работа такая…
Зевак собралось много. В толпе мигали огоньки телефонов, кто-то вполголоса наговаривал на видио обобщённые фразы о текущих событиях. Молодёжь фотографировалась на фоне колыхающегося зарева, смеялась, отпускала скабрезные шуточки в сторону бойцов со стволами. Неподалёку белугой ревел мужик бомжеватого вида, звал Кольку, обещал ему все казни египетские. Врач скорой помощи колдовал над бородачом в рваной тельняшке, тот пьяно щурился и отмахивался. Наверное, он и был Колькой, потому что на правом запястье у него синела татуировка из двух пирамид и восходящего солнца.
Минут через десять пожарным удалось сбить огонь и загнать его в дом. Несколько новых звеньев отправились за ним внутрь. Интерес зевак к событиям начал таять, а небо над переулком начало светлеть. Я вернулся к Горбунку, сел, громко хлопнув дверью, и вообще старался вести себя громко: кашлянул, шмыгнул носом. Жабоид зашевелился и вроде бы стал подниматься, но лишь зачмокал губами и, не открывая глаз, перевернулся на другой бок.
А у меня сон пропал, как будто всю ночь я провёл на лебяжьих перинах и ничто меня не тревожило. Однако настроение радостью не радовало. Я мрачно разглядывал предрассветную муть и думал горькие думы о Василисе, о Бояновых копях, о Микуле Селяниновиче и о предстоящем ограблении. Пожарные давным-давно собрали свои линии, сели в машины и укатили, оставив после себя угли и въедливый запах гари. Немного погодя подъехали телевизионщики, разбитная деваха в дутой куртке пощебетала перед камерой, потыкала пальцем в обгоревшие стены, в оплавленные сугробы и умчалась вслед за пожарными. А я как сидел, уткнувшись подбородком в руль, так и остался сидеть.
Чтобы скоротать время, ожидая, пока Дмитрий Анатольевич выспится, я решил изучить функциональную базу своего девелопера. Внешне он выглядел, конечно, новационно, не придерёшься. Прошло уже более двух дней, обещанных жабоидом для адаптации с гаджетом, и на руке он стал практически незаметен. Слова и цифры, плывущие по экрану, казалось, плывут по воздуху, а рука является лишь фоном для них. Не удивлюсь, если со временем весь видеоряд выйдет за рамки девелопера, переместиться выше и станет частью моих личных функций. Так будет удобнее.
Я пролистал экран, нашёл ярлык «Музыка» и кликнул по нему. Что бы такого послушать? Выбор оказался богатым, программа пообещала мне более ста тысяч треков. Я вбил в строку браузера название «The Road to Hell» и откинулся на спинку сиденья. Ударила дробь начальных нот мелодии, жабоид на заднем сиденье вздрогнул во сне, и девелопер тот час отозвался предложением: