— Стоять, не двигаться! Стрелять буду!
Я замер. Судя по искривленным чертам лица, прилизанный в самом деле мог выстрелить, поэтому искушать судьбу лишними движениями я побоялся. Одно дело тощий свистун на расстоянии вытянутой руки, и совсем другое — продукт нашего отечественного ВПК в скользкой ладошке хрен знает какого отморозка, который находится за границей досягаемости моих возможностей. Я застыл изваянием. Стоять под дулом пистолета ощущение не из приятных. А вдруг у него палец сведёт судорогой? Лучше бы я позволил Соловью ещё раз свистнуть. Что-то мне подсказывало, что после свиста надежда выжить есть, а вот после девятимиллиметровой пули — кто знает.
В правом ухе зашелестел девелопер:
Рукопашный бой: 3 + 3 = 3.
Тьфу, тьфу, тьфу!
Рукопашный бой: 3 + 3 = 6.
Проницательность: 5 + 1 = 6.
Выносливость: 3 + 3 = 6.
Репутация: -13 — 3 = -16.
В заднее место эту репутацию! Мне теперь проще удалить её на хрен, чем поднять!
В дверном проёме возник Константин Константинович. Он словно выплыл из тумана и замер на пороге, с интересом разглядывая парочку на полу. Жабоид потихоньку приходил в себя. Стоны его становились менее громкими, а конвульсии более упорядоченными. Соловей обиженно всхлипывал и силился поднять голову, правая сторона его лица медленно наливалась синевой. Конкретно я по нему попал.
Константин Константинович перевёл взгляд на меня. Думаю, он вполне разобрался в происшедшей ситуации и кто из неё вышел победителем, но всё равно спросил:
— Что здесь происходит?
Так как говорить мог я один, то и отвечать пришлось мне.
— Э-э-э-э…
Константин Константинович жестом велел прилизанному убрать пистолет, и я продолжил.
— Вот он, — указал я на Соловья, — начал хамить и некрасиво обзываться. А я человек тоже себя уважающий, меня все эти оскорбления обижают. Что значит «сиська баранья»? За такие слова можно и…Ну я и…
— Да он… — открыл рот Соловей.
— Помолчи! — резко оборвал его Константин Константинович, и мне. — Продолжай.
— А что тут продолжать? Он свистнул, я врезал, результат вы видите. Жабоида я не трогал, это он от свиста упал.
В общем-то, вот и весь рассказ. Константин Константинович покусывал нижнюю губу, смотрел на меня сквозь тонкий прищур.
— А ты, стало быть, устоял.
Это была констатация факта, отвечать не было необходимости, но я ответил:
— А с чего тут падать? Ну, свистнул, и что? Я и то громче свищу.
Кощей покачал головой и сложил руки на груди. Вся его поза говорила: ничего-то ты, дурачёк, не понимаешь. Ну да, не понимаю. А как тут понять, если вы всё время загадками разговариваете? Жабоид, вроде, друг, во всяком случае, напарник, от гномов вместе убегали, а информацию выдаёт дозировано и со скандалом. Но дайте срок, разберусь, и уж тогда увидим, чьи в лесу шишки.
Константин Константинович ткнул пальцем в Соловья.
— Я тебе велел проблему решить, а ты мне новую создаёшь. Нехорошо.
Сказал он спокойно, вроде бы даже обыденно, но таким холодом от его слов повеяло, что Соловей сглотнул.
— Константин Константинович, поверьте, всё сделаю. В лепёшку разобьюсь, а к завтрему решим дело.
— Смотри. Завтра меч должен быть у меня.
— Будет, не сомневайтесь. Или можете меня в копи отправить.
Константин Константинович ещё постоял на пороге с минуту, полюбовался нашей дружной компанией и снова растворился в тумане.
Глава тринадцатая,
особенности посещения банков в Миру
До сего момента я думал, что миряне между собой равны, как патроны в обойме, и хоть лазерной линейкой их меряй, а один другого не больше. Ан, нет. Соловей перед Кощеем заелозил, как недавно жабоид перед ним самим. Не только губы — вся мордочка в гусиную попку превратилась. Противно смотреть. Я и не смотрел. После ухода Кощея, они на пару с Дмитрием Анатольевичем сели на кровать и взялись обсуждать предстоящее дело. Я не вникал в суть разговора, но из смысла некоторых фраз и косых взглядов понял, что мне отводилась роль безмолвного наблюдателя. Плевать. Лавры Лёньки Пантелеева меня никогда не прельщали, при необходимости я могу и на шухере постоять.