Соловей позвонил кому-то, произнёс заветное слово «кладенец», потом долго слушал собеседника, начал объяснять ему что-то, настаивать. Мелькнули слова «охрана», «пушки», «взрывать». У меня невольно возникло впечатление, что он готовит не тихое изъятие ценного предмета из хранилища, а полноценный налёт со стрельбой и трупами. Не подумайте плохого, я не боюсь стрельбы, и недавний бой с гномами это подтверждает, но атаковать в наглую банк России — это не поле перейти. Если на шум пальбы прибегут дяденьки омоновцы, мало не покажется никому, даже волшебникам.
Жабоид меня успокоил. Он подсел ко мне за стол и сказал, что всё нормально, что пойдём вчетвером, ночью и без оружия.
— Обрез с тобой?
— Со мной.
— Заряди. И не говори о нём никому.
— Ты же сказал, без оружия?
— Бережёного Боян бережёт. Да и какое это оружие? Так, половина ружья.
И то верно. Я обещал молчать и по пустякам за обрез не хвататься.
Ближе к полуночи мы покинули ресторан. Горбунок успел заиндеветь под влиянием холода и времени, и теперь стоял под светом уличных фонарей искрящийся и обиженный. Соловей садился в него с опаской. То ли никогда раньше не ездил на артефактах, то ли боялся подвоха с моей стороны. Когда мы выходили из ресторана, жабоид успел шепнуть, что Соловей мне позора не простит и чтоб я за ним поглядывал. Если это так, если он меряет других по своему гнилому характеру… Ну и пускай меряет. А будет каверзы строить — пристрелю, опыт имеется.
К банку мы подъехали с задней стороны и остановились метров за сто в узком переулке. Вокруг, укутанные снегом по самые крыши, спали деревянные домишки вековой давности, создавая впечатление, что находимся мы не в центре современного мегаполиса, а в патриархальном городке императорской России. Соловей вышел первым, огляделся и только после этого разрешил выходить нам. Горбунок тот час обернулся крысой и юркнул мне за пазуху, не хотел больше оставаться один на морозе. Я подметил, что образ грызуна начинал ему нравиться всё больше, раньше он предпочитал становиться болонкой.
Шли мы, придерживаясь линии домов и стараясь оставаться в их тени. Выше по улице были хорошо видны массивные контуры здания банка, я бы даже сказал — мощные контуры. Никогда не думал о банке в таком духе. Каждый раз, проходя мимо него по Покровке, я любовался приземистыми очертаниями в стиле русского ампира, красочным вензелем над всходом, но никогда не представлял, что это есть нечто мощное, потому что не собирался его грабить. Теперь собирался, и потому смотрел на всё по-другому. Мне даже стало немножечко страшно, а в сознании зажёгся огонёк сомнения: а по силам ли нам, никчёмным, проникнуть в святая святых этой могучей крепости? Но сомнения мои уносились прочь, глядя, как уверенно идёт к цели Соловей. Он, конечно, бандит и хам, но профессионал и мастер своего дела, иначе Константин Константинович его бы не подрядил.
Череда домишек закончилась, и мы остановились перед засыпанным снегом газоном. С этой стороны банка я ещё не бывал, но ничего необычного не увидел: окна с решётками, фонарь над железной дверью и цветная плитка под ногами. Глухо. Как прорываться будем?
На периферии зрения мелькнула тень. Я резко обернулся. По дороге к нам шла женщина в драповом пальто и в беретке.
— Кто это?
Соловей оскалился, хотел по привычке брякнуть какую-нибудь гадость, но, столкнувшись с моим взглядом, пробурчал нечто неразборчивое и отвернулся. Ответил жабоид:
— Коклюшка, помощница Соловушкина. Ведьма, вернее, колдунья. Нам без неё не обойтись.
— А он сам колдовать не умеет?
— Он не-до-маг. Общее направление, как и я. А у неё второй уровень.
Последнюю фразу Дмитрий Анатольевич произнёс с придыханием, в котором слышалась не только зависть, но и боль за недополученное образование.
— Я думал, миряне все волшебники.
— Как же. Иной новик покруче мирянина будет. Волшебство не от статуса зависит.
Вблизи я рассмотрел Коклюшку более внимательно. Лет двадцати, одета неряшливо, волосы из-под беретки торчат как пакля, во взгляде червоточинка. Если такой дать автомат, она пойдёт и всех расстреляет. Но улыбка обворожительная: мягкая, искрящаяся — счастье, а не улыбка. Глядел бы на неё вечно. Я на мгновенье представил, как она меня расстреливает, улыбаясь… Да и хрен, с ним, пускай расстреливает, лишь бы не прекращала улыбаться.
Жабоид незаметно ущипнул меня.
— Ты чего щиплешься? — всхлипнул я.
— Возьми себя в руки, — зашептал Дмитрий Анатольевич. — На улыбку не смотри. И не забывай: она подруга Соловья.
— И что? Я жениться на ней не собираюсь.