— Ты не должна быть одна. — значительно мягче произнес он и грустно улыбнулся, самостоятельно понимая, что на его лице не может быть радости, когда в льдистом прищуре открыто ликует боль и сожаление, какое Гилберт совсем не замечала, пытаясь не смотреть на брюнета. Деймон наконец-то перестал трогать бумаги, в чей смысл даже не пробывал вникать, и, нервно поджав губы, вновь подошел к едва ли не плачущей Елене, которая уже не отпрянула от него, а лишь смотрела в пустоту перед собой и поддавалась охватившей ее дрожи. — Послушай, я оступился. Не один раз. Но это не значит, что я не люблю тебя. Елена… — тише позвал ее по имени парень и с аккуратностью, боясь ее рывка или испуга, взял ее ладонь в свою руку, медленно сжав и заглянув прямо в ее глаза, в которых совсем не было доверия, и лишь отчаянная растерянность шоколадных зрачков испуганно смотрела на него. — Я и сам не могу без тебя. Я хочу только того, чтобы вся эта глупость закончилась. Тебе не нужно уезжать, мне — забываться аморальным образом.
— Нет. — наотрез сказала она, и ее голос прозвучал жестко и холодно, чего от себя не ожидала сама шатенка. Она отдернула руку, вынудив Сальваторе оскарбленно и недовольно напрячься, из-за чего у него заиграли желваки и потемнели синие зрачки глаз. В кабинет, сумрачный и спокойный, мгновенно влетела неловкая тишина, в момент которой брюнет старался успокоить свою внутреннюю вспыльчивую ярость от зашедшего в тупик диалога, а Елена быстро моргала глазами и поправляла каштановые прямые волосы, спадающие по ее немного ссутулившимся плечам.
— Я ведь сдохну так. Меня прет во все тяжкие, когда я одинок. А сейчас я, увы, одинок… — почти шепотом проговорил он, когда прошло несколько минут их обоюдного и бездельного молчания. Гилберт обратила на него свой взгляд, задумчивый и тусклый, но не увидела ничего кроме темного силуэта брюнета, который сдерживал себя от выплеска безбашенных эмоций, рвавших его на части. Однако как бы сильно они ни впивались в его кожу, ни жгли вены, парень старательно скрывал всю боль и просто смотрел вперед, с силой сжимая кулаки.
— Перестань. Ничего уже не изменить. — сухо проговорила Елена, пытаясь не выдавать собственных чувств, которые напряженным комом кружились внутри нее, и вновь начала рыться в нескончаемых папках на столе, пока Деймон, дерзко продемонстрировав свою настойчивость, внезапно не перехватил ее руку и одним движением подтащил девушку вплотную к себе. Не дав ей и секунды времени, чтобы осознать произошедшее, он требовательным поцелуем впился в ее губы, которые не поддавались его порыву, но и не старались избежать приближения. Всего лишь затянутый миг несерьезного касания губ, и Сальваторе медленно отступил от нее, давая возможность сделать вдох и осознать произошедшее, но стоило ему лишь увидеть странный проблеск надежды в ее грустных карих глазах, чуть приоткрытые губы и полную расстерянность на лице, как брюнет подступил к ней вплотную и снова поцеловал, на этот раз однозначно не получая ответа. Елена отчаянно пыталась вывернуться из его рук, тихим стоном молила его об отступлении, однако он лишь крепче сжал ее запястья, окончательно потеряв разум из-за сладости ее губ. Изо всех сил кусая его губы, Гилберт категорично и стойко отказывалась принимать Деймона и его настойчивые объятия, и он, зашипев от внезапной боли, замер на минуту, разглядывая перед собой испуганную шатенку, и с глухим рычанием снова набросился на нее, крепче сжимая пальцы и все сильнее сдавливая ее плечи. Он против ее воли, будто не видя ничего перед собой и не чувствуя ее безнадежных стараний оттолкнуть его крепкое тело, продолжал прижимать ее к себе, и именно сейчас Елена ощутила яркое чувство страха. Она действительно боялась. Боялась его и того, что он мог сделать с ней, потеряв всякий контроль своей свирепости и желания. Но, несмотря на его грубую настойчивость, девушка наперекор своему здравому сознанию сама понимала непреодолимое влечение к идеальному образу мужчины, который сам сжимал ее в своих ладонях и покрывал ее шею прерывистыми влажными поцелуями, настолько горячими и безумными, что вмиг становились губительными. Его напор, ее крики. Власть, которую он проявлял в своих движениях, полная и безоговорочная беззащитность Елены перед ним, его физическая сила, против которой она, уж точно, никогда ничего не смогла бы сделать. И Гилберт уже начинала принимать мысль о том, что парень подобно неуправляемому психопату получил волю в своих действиях, когда от одного лишь поцелуя ему сдуло последние остатки крыши. Кружится голова, темнеет в глазах, но вместе с тем до невыносимости хочется больше его тепла, запаха, губ. Это было безумием, но Елена, на подсознательном уровне поддаваясь Деймону, перестала сопротивляться и только цеплялась в его широкую спину, извиваясь от неугомонного тепла во всем теле. Ее пробирала дрожь, начинало трясти. От него. От всего. От вен, так явно выражающихся сейчас у него на руках, которые держали ее мертвой и почему-то одновременно нежной хваткой, начисто лишая возможности шевелиться. От желваков, которые начинали ходить у него на шее и на лице, отчетливо подтверждая его злость и печаль. И от его по-настоящему дикого возбуждения.
— Деймон… — слабым шепотом произнесла Елена, на долю секунду высвободившись от губ парня, однако он, не замечая ее слов, резко одним рывком скинул все вещи с огромного письменного стола и с силой толкнул на него девушку. Не дав ей даже вскрикнуть от неожиданности, он приблизился к ней, сидящей уже на столе, и вновь впился в ее губы, нахально скользя руками по ее бедрам. Елена, не имея сил сдерживать несносный ком эмоций, издала еле слышный стон, и Деймон ненадолго отстранился от нее, бешено смотря в ее глаза. Столько ярости, силы, сумасшествия и власти в одном человеке, который, едва скрывая рвущуюся наружу силу и направляя ее в страсть, заставлял шатенку задыхаться от одного лишь серо-голубого, дьявольски пронзительного взгляда, где боролись тысячи эмоций.
— Послушай… — Деймон, повторив долгий и глубокий поцелуй, неожиданно для Елены ненадолго оторвался от нее, смотря полными огня прищуренными глазами на девушку с издевательской ухмылкой. — Я ведь люблю тебя. — тихо сказал Сальваторе и вновь поцеловал ее, с каждой секундой все сильнее прижимаясь к девушке и опрокинув ее на спину. Уже лежа на столе, Елена смогла осознать нелепость всей ситуации, в которой они устроили бардак в кабинете ее отца, однако Деймон не подпустил в голову ни одной подобной мысли, скользя руками по телу шатенке и нагло задирая ее одежду. Девушка ничего не могла соображать, чувствуя его рядом с собой, и то, что он делал с ней, она не могла называть поцелуями, потому что гораздо больше они походили на укусы, если не на попытки растерзать в клочья ее послушное и разгорченное тело. С легкостью стянув с него уже расстегнутую черную рубашку, девушка потянулась к ремню на его темных джинсах, безуспешно пытаясь справиться с ним, и, не вынося мучительных касаний, брюнет убрал ее руки, после чего звякнула пряжка его ремня вместе со звуком расстегивающейся молнии. Какое-то резкое действие, и он плотнее прижался к Елене, не оставляя ей ничего, кроме себя и своего отравляющего разум запаха, и Гилберт не могла оторвать взгляд от его идеального обнаженного тела, на котором был напряжен каждый мускул.
— Хочешь? — Деймон подался к ней вперед и коротко поцеловал в губы, отчего ее пробило мурашками.
— Хочу. — еле дыша, с особым трудом отозвалась она, сжав в своих руках его плечи и притянув ближе, но он не сдвинулся с места, продолжая сверлить ее долгим и испытывающим взглядом.
— Любишь? — немного громче выпалил он, и Гилберт не осталось ничего, как тяжело вздохнуть, и самой накрыть его рот очередным поцелуем. Жадно впиваясь в губы друг друга, они не расцепляли стальных объятий, которых постоянно было мало. Сознание лишь на секунду вернулось к Елене, когда Деймон сдавленно прорычал что-то неразборчивое, и она отчетливо ощущала, что ее ногти нещадно впивались ему в спину. Осознание глупости ее предательской покорности. Отсчитывая скачки собственного сердца, шатенке хотелось выть от сумасшедшей вереницы ненормальных мыслей, но это получались лишь стоны. Отчаянные, пронзительные стоны, которые разрывали изнутри, не помещаясь в теле и вырываясь наружу. Она не чувствовала ног, не понимала, открыты ли глаза, и все, что Елена помнила или хотела помнить: вкус его губ и жар его тела. Деймон. Человек, который ворвался в жизнь и безжалостно разрушил ее. Тот, из-за кого весь ее мир отчаянно полетел к чертям. Именно он безжалостно владел ее телом, практически полностью скованное им же самим, кусал за губы, сильно дергал за волосы и грубо двигался в ней. От той прежней нежности, которая была в нем ранее, и вроде бы ласковых прикосновений не осталось и следа, заменяясь лишь животной похотью и головокружительной грубостью. Едва слышные стоны, скрытые от посторонних за дверью, давно сбившееся дыхание, сумасшедший темп взаимных движений. Все это длилось словно вечность, то ослабляя, то напрягая каждого из них. Деймон резко двинулся вперед, вынудив Елену вскрикнуть от внезапности и быстро накрывшего ее наслаждения, и она опять до кровавых царапин цеплялась за его плечи и спину. Затуманенные льдисто-голубые зрачки становились еще темнее и довольнее, тем же времнем будучи совсем неземными и сумасшедшими. Деймон сдавленно прорычал что-то еще, опаляя своим шумным и горячим дыханием шею шатенки, и, сделав несколько последних толчков, которые довели девушку до крайней точки, обессиленно и расслабленно уронил голову на ее плечо, чувствуя как всё его уставшее тело в один момент пронзает миллион электрических разрядов, разбегающихся по вскипевшим венам.