— Я уже не верю в эти слова, Деймон! — истерично и злостно воскликнула шатенка, испепеляя Деймона неимоверно грустными глазами, но брюнет лишь устало принял ее очередной скандал и, недоумевая, всматривался в девушку.
— Просто пойми… Дело не в тебе, не в каких-то проблемах, а во мне. Только во мне. — спокойнее, чем Елена произнес парень, а потом сверкнул леденящими голубыми глазами в знак доказательства собственной бури подкативших эмоций. Он как темная пантера изогнул прямую спину и приподнял изящные брови.
— Я слишком часто это слышу. Дело в тебе. Проблема в тебе. Ты не изменим. Но ты даже не пытаешься что-то исправить! Ты просто смирился с тем, что ты плохой. Что ты эгоист. Ты думаешь, что не достоин любви и пытаешься игнорировать ее! Но даже не понимаешь, что делаешь больнее мне… Ты не герой, я знаю. Но… Но это не мешает мне любить тебя, Деймон… Ведь и Кэр, и Дженна тоже любят не святых, но они не страдают как я… — полностью сдавшись и перейдя с крика на сорвавшийся шепот, Елена, не контролируя свои же нервы, невольно заплакала, выпуская из печальных и обиженных глаз крупные слезы. Скорее всего эти прозрачные и горькие слезинки были вызваны не отвратительным разговором, пробуждающим в ней едва погасшую обиду, а мерзкой болью в сердце, которое и сейчас было поранено очередными отговорками Деймона. Они ножами пронзали хрупкое доверие и сильную любовь кареглазой девушки к брюнету, но он вдобавок к своему равнодушию растоптал хорошие отношения своей нервозностью и страхом. Страхом потерять ее навсегда, проявив хоть какое-то желание к ней. Она уже почти сдалась, перестала надеяться хоть на что-то хорошее в их совместной жизни, но он опять подарил ей надежду. Надежду, что хрупкой и шаткой кучкой еле возраждающегося пепла ее радости вновь рухнула вниз.
— Елена… — Деймон на выдохе произнес ее имя и вопреки ее истеричным сопротивлениям крепко сжал в руке ее ладонь. Он пытался с уверенностью в своих чистых глазах заглянуть в ее лицо, но в один миг при виде этого плачущего и содрогающегося от нервозности ангелочка, его стойкость сменилась жалостью и, казалось бы, твердый и серьезный голос звучал сорвавшимся полушепотом. — Да, дело во мне. Но и ты другая, Елена. Ты не такая же как Кэр или Дженна. Поверь, они слишком хитрые и изворотливые, чтобы ужиться с Майклсонами, а ты нет… Ты слишком хорошая. А я слишком плохой. Вот, в чем именно проблема. Я ужасен и ты знаешь насколько мне нужна эта чертова доброта. Ты — единственное светлое добро в моей гребанной жизни. Но как бы ты не пыталась изменить меня, меняешься только ты сама. Причем, не в лучшую сторону. И я пойму, если ты захочешь бежать от меня как можно дальше, но я просто не смогу тебя отпустить. Ты нужна мне. Действительно нужна. И мне не плевать на тебя, я попросту не хочу влиять на тебя. Я не могу сделать для тебя хоть что-то хорошее. Потому что во мне этого нет. Только ты мое положительное качество… Потому что ты полностью потеряла себя в панических истериках, узнав, что я убил человека. Но хреново то, что меня это не пробило. И я могу убить, Елена. Теперь я точно знаю, что холоднокровно смогу убить кого угодно, если ярость снова возьмет верх надо мной. Да, я всегда был плохим, воровал деньги. Но нечестные деньги вырастили тебя с рождения и ты не считаешь это грехом. Хотя я уверен, что твой отец тоже не без крови на руках. Но ты это не видела. Для тебя это дико… А для меня нет. И для Кэр, и для Дженны и тем более Кэтрин всё это — норма. Они так живут. Но ты действительно святая, Елена. И именно поэтому я по-настоящему люблю тебя. Не могу быть эгоистом… Но должен. Потому что иначе в этой среде я не выживу. Поэтому даже наперекор себе я не перстану уверять тебя, что тебе надо бежать от меня как можно дальше. Даже если я буду насильно держать тебя. Ведь я никогда не буду готов тебя отпустить! Пойми же, Елена!
— Понять доожен ты… — отчаянно пытаясь остановить свои слезы, Елена лихорадочно потерла глаза, но, сдавшись, снова уставилась на сидевшего рядом Сальваторе, крепко сжимающего ее ладонь. — Деймон, ты особенный человек для меня. Ты единственный, ради кого я могy не спать, единственный, c кем мне не надоест разговаривать, и единственный, кто постоянно y меня нa уме в течение всего дня. Ты единственный, кто может заставить меня улыбаться, даже не пытаясь сделать этого, ненамеренно испортить мне настроение и влиять нa мои эмоции своими действиями. Я не могy объяснить словами, насколько много ты для меня значишь, но ты единственный человек, которого я боюсь потерять и которого я хочy удержать в своей жизни!
— Я знаю. — только и сказал он, резко и кратко, а потом на зло своей едва живой совести двинулся ближе навстречу к Елене, неожиданно и быстро целуя ее, не успев даже подметить ее удивление. Он сильно сжал ее в своих руках, уже не имея возможности отпустить ее из своей хватки.
Брюнет, углубив этот чувственный и порывистый поцелуй, медленно повалил сидящую до этого шатенку на ее небольшую кровать со светлой постелью. Елена, словно за одну лишь секунду отключившись от реального и мира и собственного сознания, лежала под жарким обжигающим телом Деймона. Она инстинктивно обвила его ногами за талию. Его сильные руки беспорядочно скользили по ее бедрам, груди, животу, задирая и без того короткое платье, стягивая с плеч свою кожанную куртку и с тихим звоном молнии сбрасывая ее на пол. Гилберт полностью потеряла контроль над своими эмоциями и желанием, поэтому уже даже не помнила, как и почему она и Сальваторе, мучающий ее требовательным и страстным поцелуем, оказались вдвоем на ее кровати в этой мелкой комнатке. И единственное, что мог воспринимать внутренний разум Елены, это то, как она и Деймон подобно сумасшедшим целовались, с жадностью сдерживая друг друга в объятиях, а потом она вмиг оказалась горизонтально лежащей на кровати, под ним. От невероятно знакомого и вкусного аромата парня у девушки начинала кружиться голова. Его губы, такие горячие, мягкие и даже чуть влажные, его руки, сильные и чуть напряженные, упирающиеся локтями в кровать. Всё это вынуждало шатенку полностью поддаться своему вмиг налетевшему и уже не подвластному ей желанию. Движения Деймона становились еще уверенней и требовательней, и Елена совершенно теряла контроль над собой, всецело отдаваясь ему. Он с горячим и сбивчивым дыханиеи целовал ее обнаженные плечи, спускался ниже, к груди, и Гилберт действительно сходила с ума от наслаждения, когда его губы снова и снова касались ее воспаленной, разгоряченной и покрывшейся мурашками кожи. Неуверенно обнимая его ногами, Елена порхающими движениями своих тонких пальцев расстегивала пуговицы на черной рубашке Деймона одну за другой, открывая его идеальное подкаченное тело, что каждой клеточкой желало только ее прикасновений и этого тихо полустона-полувздоха, что сорвался с ее припухших от долгих поцелуев губ.
— Как же я хочу тебя… — он с трудом оторвался от ее тела, чтобы посмотреть в ее карие глаза своим сумасшедшим, совершенно одурманенным взглядом, в котором читалась лишь необузданная страсть и нескрываемая нежность, что рвалась наружу из него при каждом виде этой девушки.
— Я… — Неразборчиво пробормотала Елена, подбирая слова и не зная из-за чего пропал ее голос, то ли от налетевшего внезапным вихрем волнения, то ли от такого количества поцелуев — Я не знаю, хочу ли я… Не знаю, нужно ли… Но, пожалуйста, продолжай то, что ты делаешь…
— Ладно… — он слабо улыбнулся ей и снова поцеловал в губы.
Деймон вновь подчинил ее своим сжимающим ее мягкую кожу рукам, осыпая влажной дорожкой мелких поцелуев чувствительную шею, с необычайной нежностью откидывая тонкие пряди каштановых волос. И это сново накрывало Елену безумным жаром, сопровождающимся диким ритмом бьющегося сердца. И всё, что она в этот миг знала, слышала, видела или хотела видеть — лишь остервенело пытающий ее тело ласками брюнет с горящими безбашенной страстью голубыми глазами. Деймон. Все что Елена хотела чувствовать и ощущать — его поцелуи, его руки, властно обнимающие и блуждающие по ее телу, его дыхание, перемешивающиеся с ее вздохами.