Этой ночью они предавались любви еще дважды.
Когда Серафима пришла в себя и вспомнила, что произошло с ней несколько минут назад, она, переполненная благодарностью, нежно прикоснулась губами к подбородку мужа и прошептала:
— Благодарю тебя…
— Да будет тебе, — довольно улыбался Факс, по инерции отвечая на ее поцелуи. — Это я должен быть благодарен тебе за то, что ты подарила мне свою невинность.
— Глупыш, — улыбнулась в ответ и она, целуя ладони супруга. — Я столько лет ждала этой ночи. Зато теперь можно и умереть.
— Вот теперь-то умирать как раз не надо. Мы еще с тобой только начали.
— Правда?
— Абсолютно.
— Значит, — она даже чуть затаила дыхание, — тебе понравилось… со мной?
— Разумеется, — поспешил успокоить ее Альберт. — Как такая сладость может не понравиться?
Он немного помолчал и спросил:
— Тебе было очень больно?
— Нет, — отвечала она, светясь в темноте улыбкой. — А может, да, я не помню.
— А у тебя все… получилось?
— Что все?
— Ну, у тебя получилось то, что получилось у меня?
— Кажется, да, — поняла, наконец, Серафима, о чем спрашивает муж. Муж! Настоящий, как у всех. Да нет, много лучше, чем у всех!
— Тебе правда было хорошо со мной?
— Правда.
— Правда-правда? Ведь в этих делах я не слишком сведуща.
— Я знаю. И это самый твой драгоценный подарок.
— Но…
Она посмотрела на Альберта и смущенно улыбнулась.
— Что? — спросил он, догадываясь, что она хочет о чем-то попросить.
— А ты научишь меня любовным премудростям? Ласкам и всему такому… Чтобы я могла доставлять тебе удовольствие и чтобы тебе всегда было приятно быть со мной?
— Конечно, научу, — отозвался Факс, приятно удивленный энтузиазмом жены. — Полагаю, сии науки доставят нам обоим немало наслаждения.
— О, я буду прилежной ученицей!
В порыве нежности она встала над ним на колени и принялась целовать его грудь, живот и даже коснулась губами основания естества Факса, прилегшего отдохнуть на ляжку хозяина.
— Тебя я тоже благодарю, — шепнула она ему и поцеловала влажную головку. Плоть вздрогнула и стала медленно, толчками, подниматься.
— Он встает, — радостно сообщила она и хотела поднять голову, но Альберт положил ладонь на ее затылок.
— Продолжай, пожалуйста, — попросил он.
— Что? — не поняла Серафима.
— Ты просила научить тебя ласкам, приятным мне, — мягко произнес Факс. — Одна из таких ласк — делать то, что ты уже начала делать. Это одна из самых захватывающих для мужчин любовных игр… Мне будет очень приятно.
Плоть Факса уже начала восставать и намеревалась занять вертикальное положение. Серафима обхватила ее своими пальчиками и прикоснулась губами к головке. Альберт шумно выдохнул, и Серафима, подняв на него глаза, увидела, что ему действительно очень приятно. Он лежал, прикрыв веки и запрокинув на подушки голову и блаженно улыбался чуть приоткрытым ртом.
Она наклонилась ниже и обхватила губами головку плоти, водя языком по ее округлости, и Альберт громко и протяжно застонал. Его плоть снова приобрела твердость железа. Он вдруг сделал несколько движений бедрами, и ствол его внушительных размеров естества наполовину скрылся во рту Серафимы.
Она чувствовала его наслаждение как свое собственное. Снова, как в первый раз, остановилось время, и мир перестал существовать. Медленно, лениво шевельнулась в голове мысль, что она будет делать то, что делает сейчас, каждый день, ведь это так сладко ему! Одной рукой и ртом она ласкала его естество, а другой ласково перебирала яички и нежно водила подушечками пальцев по складкам его паха.
Она дрожала всем телом. Она хотела его!
Рукой, которой она придерживала его плоть, Серафима стала опускать и поднимать кожицу на ней, одновременно облизывая языком ее головку.
Время от времени бросая взгляды на мужа, она видела и сразу отмечала про себя, что ему особенно нравится.
Когда она стала поднимать и опускать кожицу на стволе плоти, Факс застонал сильнее и протяжнее. Значит, это она будет делать и дальше. А вот на ласки пальцами его паха он никак не отреагировал, выходит, в любовных играх их более не будет…
Боже, как она хочет, чтобы он потерял голову от наслаждения! Чтобы он изнывал в нежной истоме, сладостно стонал и блаженствовал в нескончаемом безумстве экстаза. Она готова сделать для него все, пусть только попросит или намекнет хотя бы мимолетно, невзначай. И тогда она…