Большим успехом пользовались у публики зрелища циркового характера: борцы, силачи по поднятию тяжести, дрессировщики, фокусники, иллюзионисты, чревовещатели и другие.
На эстраде наибольший успех выпадал на куплетистов. Репертуар их песен носил, конечно, исключительно веселый, развлекательный характер, что так соответствовало настроению посетителей балагана.
Но безошибочно можно сказать, что самым большим успехом на балаганах пользовался наш традиционный русский Петрушка. Этот вид народного искусства был широко распространен в дореволюционной России. Петрушка ходил по дворам Петербурга, летом — по дачным местностям, был участником всех народных гуляний и уж обязательно появлялся на балаганах[157].
Успех Петрушки объяснялся не только тем, что этот вид искусства был любим народом, но и его злободневным репертуаром.
Сатирический характер этого репертуара вызывал бурные восторги толпы и заходил иногда так далеко, что Петрушку начинали преследовать в цензурном порядке. Петрушка никогда не оставался без зрителей. Даже тогда, когда Петрушка передвигался с места на место как в Петербурге, так и в пригородах, за ним бежала большая толпа ребят — постоянных зрителей этого жизнерадостного искусства.
В укромных уголках балаганов ютились импровизированные игорные клубы. Шулерам тут было раздолье. Заманивая простачков, суля им верные выигрыши, шулеры обирали свои жертвы, как липку.
Полиция преследовала такие клубы. Разгоняла их. Но они быстро перекочевывали на новое место. Дело это было несложное, так как весь инвентарь клуба состоял из ящика, на котором и производилась игра. Игроки же располагались вокруг ящика, кто на коленях, кто на корточках. Разгоняя эти клубы, полиция меньше всего думала о том, чтобы оградить юношество и рабочую молодежь от пагубного влияния азарта игры. Она заботилась больше о себе, так как не всегда игра в клубе кончалась мирно, бывали и потасовки, которые нарушали порядок на балаганах и приносили полиции много беспокойства.
На балаганах шла бойкая торговля. Но прежде всего торговали воздушными шарами для ребят, а потом всякими яствами: сбитнем[158], горячими пирожками, горячими оладьями, разными пряниками и многим другим.
Помимо ручной торговли, торговали и в закрытых помещениях. Сюда относятся, главным образом, чайные, закусочные. Везде, конечно, были горячие блины.
Не следует забывать еще один род промысла, который широко был распространен в Петербурге, а на Масленой неделе был представлен и на балаганах. Я имею в виду шарманщиков. Притягательная сила шарманщика заключалась не только в том, что он играл на своей шарманке заунывные мотивы («Разлука ты, разлука», «Маруся отравилась» и все в этом роде), но и предсказывал судьбу легковерным людям. Для этой цели использовался и пернатый, и животный мир: мелкие птички, попугай, морские свинки, белые мышки и другие. На их обязанности лежало вытаскивать из ящика билетик, на котором вещалась судьба гадающего. Потребность заглянуть в будущее, узнать свое счастье была очень велика и торговля «счастьем» у шарманщиков шла очень ходко. Потребителями «счастья» были, конечно, почти исключительно женщины, преимущественно молодые девушки, мечтавшие о счастливом браке.
Промышляли «счастьем» и цыганки, для которых здесь было широкое поле деятельности. Назойливость цыганок общеизвестна. Вот она-то и помогала им хорошо заработать в благоприятной для этой цели обстановке.
Кто посещал балаганы? Посетителями балаганов был в большинстве своем простой народ: рабочие, ремесленники, приказчики, мещане, мелкие чиновники. Полно было и ребят-подростков. Пользуясь большим скоплением народа и беззаботностью публики, у которой от веселого настроения была душа нараспашку, ловко орудовал и преступный элемент — карманные воришки. Осторожность, предусмотрительность в такой суматохе были не лишни.
Посещал балаганы имущий класс: богатое купечество, дворяне, чиновники с положением. Эти люди приезжали сюда не развлекаться, как простой народ, а посмотреть на народное гулянье. Этих людей сразу можно было узнать не только по внешности, по богатой одежде, но и по манере держаться особняком и смотреть на окружающих снисходительно и свысока.
С окончанием Масленой недели начинался Великий пост. В быту петербуржцев, как и всего русского народа, это был резкий переход от веселья к тишине, воздержанию и даже некоторому унынию. Уже к концу воскресенья широкой Масленицы этот переход наблюдался и в общественных местах, и в домах. В ресторанах, например, в двенадцать часов заканчивалась работа оркестров и вообще прекращались всякие увеселения, хотя рестораны были открыты, как обычно, до часа-трех ночи, в зависимости от разряда, которым определялись права торговли этих заведений. В домах гости также не засиживались. А если гости загостились, то хозяева, многозначительно поглядывая на часы, деликатно намекали гостям, что пора и честь знать, не все мол коту масленица, настал и Великий пост.
Великий пост продолжался семь недель. Особенно строго соблюдались первая, четвертая и последняя недели. В эти недели не работали театры и вообще не допускались никакие развлечения: балы, концерты, маскарады. В это время в Петербург съезжались на гастроли иностранные театры: итальянская опера, немецкая драматическая труппа и другие. Они занимали помещения наших театров и концертных залов.
Музыка развлекательного характера прекращалась в домах. Музыкальные инструменты использовались только для учебных целей.
В храмах прекращались венчания. На колокольнях церквей не слышалось мелодичного перезвона, которым православные церкви отличаются от церквей других исповеданий, а один лишь колокол монотонно и грустно гудел утром и вечером.
Одним словом, если и не весь пост, то в эти три недели в Петербурге господствовало великопостное настроение.
Однако одна из недель Великого поста резко отличалась от всех других. Это была шестая неделя, как ее называли, Вербная неделя. В Петербурге эта неделя отмечалась вербным базаром или, как этот базар называли коротко, просто Вербой.
Верба устраивалась на Конногвардейском бульваре. Впоследствии Вербу стали устраивать на бульваре Малой Конюшенной улицы.
Что же представляла из себя Верба? Это были наскоро сколоченные лари разных размеров, которые стояли по обе стороны бульвара между деревьев. В этих ларях велась самая разнообразная торговля. Прежде всего следует сказать о тех сладостях, которые были традиционным предметом торговли и привлекали внимание посетителей в первую очередь. Сюда надо отнести восточные сладости (рахат-лукум, облитые грецкие орехи и другие), халву, коврижки, разные пряники. Большим спросом пользовались горячие вафли с кремом. Этим делом занимались исключительно греки. Пеклись эти вафли тут же на специальном приспособлении. Залив чугунную дощечку жидкой массой теста, закрыв ее такой же дощечкой сверху, грек, повертев ее в жаровне, извлекал горячую вафлю, которую, свернув трубочкой, наполнял кремом. Вафля к продаже готова. Весь этот процесс продолжался две-три минуты, не более. Дело это было поставлено так замечательно, что посетители не только охотно раскупали вафли, но и стояли толпой, любуясь ловко поставленному производству.
Продавалась еще сахарная вата. Это была какая-то воздушная пена, очень сладкая, розоватая.
157
«Петрушка, русский Гиньоль, не менее, нежели Арлекин, был моим другом с самого детства. Если, бывало, я заслышу заливающиеся, гнусавые крики странствующего петрушечника: „Вот Петрушка пришел! Собирайтесь, добрые люди, посмотрите-поглядите на представление!“ — то со мной делался род припадка от нетерпения увидеть столь насладительное зрелище, в котором, как и на балаганных пантомимах, все сводилось к бесчисленным проделкам какого-то озорника, кончавшимся тем, что мохнатый черт тащил „милого злодея“ в ад» (