Но вот спектакль кончился. Тепло и нарядно одетая в шубы публика выходит из театра. Клубы пара вьются у входных дверей. Лакеи суетятся, высматривая своих господ и, как только завидят их, бросаются к кучеру, крича и махая руками: «Скорей подавай господам лошадь (или лошадей), господа ждут!» Были случаи, когда перед спектаклем лакей провожал своих господ до вестибюля театра, где они, сняв верхнее платье, бросали его на руки лакея, а тот уносил его обратно в карету. По окончании же спектакля, лакей возвращался в вестибюль с гардеробом своих господ и помогал им одеться, а затем сопровождал их до кареты, поудобнее усаживал, укатывал потеплее ноги, все поправлял и, закрыв дверцу, ловко вскакивал на свое место рядом с кучером или на запятки кареты.
Если при собственном выезде лакея не было, то кучер с высоты своих козел или сидения саней, сам высматривал своих господ и, завидя их, расталкивая извозчиков, торопился подать карету или сани.
Вслед за знатью и богатой публикой выходила публика попроще, ведь эта публика сидела в ярусах и на галерке. К этой публике спешили извозчики. А кому это было не по карману, шли на конку, а когда пошел трамвай — к трамваю. Кто жил близко или был победнее, добирался до дома и пешочком. Постепенно шум и суета на площади у театра стихали и к двенадцати часам ночи площадь принимала свой обычный ночной вид. Такова была картина театрального разъезда в то время.
Костры в зимнее времяХарактерным явлением для улиц, площадей и набережных в дни больших морозов были костры. Они были необходимы для обогревания людей, которые несли наружную службу: городовых, дворников, извозчиков, мальчиков на побегушках и других. Пользовались кострами и прохожие, особенно, конечно, те, у которых не было теплой одежды: городская беднота, нищие, бездомные. Люди, гревшиеся у костра, не стояли молча. У них всегда находились темы для разговора, для беседы, для жалоб на свою судьбу. Последняя тема была особенно частой, — ведь у костра собирались люди бедные, обездоленные, у которых всегда было на кого или на что пожаловаться. Не были эти люди и бездеятельны у костра. Каждый считал своим долгом поправить костер, подкинуть в него полешко или дощечку от разломанного ящика, которые тут же лежали в виде небольшого запаса.
Костры в городе разводились на мостовых улиц и на площадях в определенных местах. Для этой цели ставились металлические решетки, в которые закладывались дрова и разные древесные отходы. Горели костры и в ночное время.
Были у костров и трагические случаи. Какой-нибудь мальчишка на побегушках из москательной или мелочной лавки, где продавался керосин и прочее горючее, подбегал к костру погреться, а фартук у него был пропитан горючим. Фартук воспламенялся, обнимая пламенем несчастную жертву[63].
Улицы в ночное времяРаньше говорили так: «Когда все доброе ложится, тогда недоброе встает». Это верно. Когда в семейных домах, и бедных и богатых, люди готовились к ужину, а затем к ночному отдыху, на улицы выползали тени людей, для которых ночной Петербург сулил веселые похождения, развлечения, кутежи и разврат. К услугам этих людей были и рестораны, и кабаре, и игорные дома, и дома терпимости. Все эти многочисленные заведения были на легальном положении, работали открыто и приносили большие доходы их владельцам. А сколько было таких притонов, которые существовали тайно! Это было возможно благодаря взяточничеству полицейского аппарата, который смотрел на это сквозь пальцы и даже покровительствовал этому делу.
Кто же гулял по ночам, кто кутил, кто посещал все эти ночные заведения? Прежде всего, так называемая «золотая молодежь». Под этим ироническим эпитетом понимали молодых людей, сынков богатых родителей, прожигателей жизни, которые, как тогда выражались, должны были «перебеситься», прежде чем жениться. Вот они-то и «бесились».
В Петербурге было много ресторанов, около 150. Они разделялись на три разряда в зависимости от комфорта, качества кухни и часов торговли[64]. Наиболее фешенебельными были рестораны первого разряда: «Донон»[65], «Контан»[66], «Медведь»[67], «Кюба»[68] и другие. И комфорт и кухня этих ресторанов славились на весь город. Они торговали до трех часов ночи. Рестораны второго разряда уступали во всем ресторанам первого разряда и торговали до двух часов ночи. И, конечно, рестораны третьего разряда во всем уступали двум первым и торговали до часа ночи. Все рестораны имели отдельные кабинеты, которые зачастую служили местом разврата. И чем ниже был разряд ресторана, тем больше был спрос на отдельные кабинеты для этой цели. Особое место занимал ресторан «Вена»[69] (улица Гоголя, 13). Цены здесь были более доступные, чем в других ресторанах, кухня была хорошая, но публику туда влекла не общедоступность хороших обедов, а возможность встреч с литераторами, которые облюбовали этот ресторан. Этим он и приобрел себе широкую известность.