Венчание состоялось 11 января 1885 года в женском Покровском Хотьковом монастыре, недалеко от Троице-Сергиевой лавры, но в месте пустынном — молодые люди не желали широко оповещать о своем браке. Только через четыре года, 11 июля 1889-го, в семье появился первенец Николай, в 1895-м родился Сергей, а еще через три года — Наталья. Родителей пережил только старший сын — он скончался в 1957 году. Наталья умерла в 23 года, едва успев выйти замуж за инженера Дмитрия Сократовича Старынкевича, сына известного царского чиновника, и пережив мужа, умершего в 1920 году в Ростове-на-Дону от тифа, всего на год. Еще раньше, в 1915-м, на фронте Первой мировой войны при отступлении русских войск из Восточной Галиции погиб Сергей.
Павел Николаевич прожил с женой 47 лет — до ее смерти во Франции в 1935 году. По поводу семейных трагедий А. В. Тыркова-Вильямс писала в некрологе: «Я знала всю бездонность горя А[нны] С[ергеевны], она была редкой матерью и жила одной жизнью с детьми»{117}.
Тем не менее Анне Милюковой нравилась исследовательская работа — позже она опубликовала ряд статей о женском движении в России. Одновременно она занималась общественной деятельностью, активно участвуя в организациях, боровшихся за эмансипацию женщин, полное уравнивание их в правах с мужчинами. Постепенно отношения супругов охладели (да и с самого начала этот брак был результатом скорее холодных размышлений, нежели страстных чувств), хотя в переписке Анна Сергеевна явно была более нежной, чем Павел Николаевич.
Как видим, в личной жизни Милюкова встречались и радости, и невзгоды. Но если след от тех и других и оставался в душе, то в самой ее глубине. Наружу чувства не выплескивались. В воспоминаниях Милюкова даже не названы даты рождения его детей.
Согласно принятым в тогдашней России обычаям, после свадьбы новобрачные должны были поселиться в доме мужа. Но у Павла своего дома не было. Жил он в это время вместе с матерью в гостиничных номерах в Большом Козихинском переулке, в районе Патриарших прудов, чуть в стороне от Большой Бронной. Журналист П. Иванов оставил описание Козихи в конце XIX века: «Узкие, преузкие улицы… Небольшие колониальные лавочки с немытыми окнами. Отталкивающего вида ворота. Безобразные дворы — антисанитарные до последней возможности. И всюду вонь, смрадная вонь подвалов, отхожих мест и помойных ям. В воздухе словно носятся ядовитые испарения… Население почти сплошь состоит из пролетариата — людей без определенных занятий, мелких канцелярских служащих, вдов и женщин разного типа»{118}.
При всём своем показном демократизме начинающий ученый, общавшийся с московской интеллектуальной элитой, давно уже стремился расстаться с этим районом. Решение было ускорено поведением матери: по неизвестной причине, скорее всего просто в силу характера, она не одобрила выбор сына и невзлюбила невестку. Анна встречала выражения ее недовольства сдержанно, но тем сильнее была материнская агрессия. Дотерпев до лета, молодые супруги нашли дешевую квартиру в полуподвале на Садовом кольце, в районе Зубовского бульвара, куда и переселились.
Их соседом оказался преподававший в университете иностранную литературу крупный шекспировед Николай Ильич Стороженко. Узнав о появлении в доме коллеги, он стал приглашать Павла с Анной в гости. Квартира Стороженко была местом сбора молодых тружеников пера, представителей только формировавшихся литературных течений, в частности символистов, импрессионистов и других «декадентов», то есть проповедников «упадничества», как их высокомерно называли консерваторы.
Стороженко буквально боготворила молодежь, которой он, тонкий ценитель талантов, покровительствовал. Назначенный библиотекарем (директором) библиотеки Румянцевского музея, Стороженко сразу же обратил особое внимание на научные отделы библиотеки и за непродолжительное время, насколько позволяли средства, довел их фонды до максимальной полноты. Вслед за этим он стал организатором особой общедоступной научно-популярной библиотеки, общего читального зала, непрестанно обновлявшего литературу и имевшего свой капитал.
У Стороженко Милюков познакомился с Константином Дмитриевичем Бальмонтом. Ему недавно исполнилось 20 лет, но он уже заслужил известность как талантливый поэт и блестящий переводчик. Незадолго до знакомства с Павлом Бальмонт издал первый сборник стихов. Милюкову было интересно беседовать с Бальмонтом еще и потому, что тот в ранней юности сотрудничал с революционными народниками, а будучи студентом юридического факультета Московского университета, некоторое время поддерживал связь с тайными кружками, за что и был исключен.
Через много лет Милюков, став редактором русской эмигрантской газеты, будет не очень охотно печатать стихи Бальмонта, считая их не соответствующими позициям эмигрантской интеллигенции. Пока же он просто восхищался «солнечным поэтом», как вскоре назовут Бальмонта, и его стихами.
На встречи у супругов Стороженко приходил и известный математик Николай Васильевич Бугаев, иногда приводивший с собой десятилетнего сына Андрея, который позже станет известным поэтом Андреем Белым. Мальчик, скучавший в обществе взрослых и затаивший раздражение на эти сборища (отец брал его с собой, скорее всего, потому, что дома его не с кем было оставить), позже совершенно безосновательно обрушится и на Стороженко, и на тех, кто у него бывал, включая Милюкова. «Я научился, как не следует писать и как не следует интерпретировать литературные феномены», — писал А. Белый{119}. Такой несправедливости Милюков не мог простить и не раз с обидой вспоминал ее, в том числе в мемуарах{120}.
Стороженко, у которого были обширные контакты с европейскими литературными кругами, связал Павла с лондонским журналом «Атенеум», дав молодому человеку рекомендацию как способному литературному критику и обозревателю. Начиная с 1889 года Павел писал для этого журнала ежегодные итоговые обзоры русской художественной и общественно-политической литературы. Это был его первый выход на арену европейской журналистики.
Судя по воспоминаниям и некоторым документам, уже к этому времени отношения супругов Милюковых не были особенно нежными. Они, люди трезвомыслящие, исполняли все обязанности членов образцовой семьи среднего достатка, однако у каждого была своя жизнь, в которую второй супруг не вмешивался. В начале 1890-х годов Павел познакомился с С. С. Маньковской, писательницей и журналисткой, ныне полностью забытой, которая стала его любовницей. Милюков пытался помочь ей пробиться в журналы, но, несмотря на дружеские чувства к нему, редакторы оказались единодушны — ни один «толстый журнал» не принял к публикации произведения его протеже, хотя некоторые редакторы признавали наличие у нее способностей, которые, если их развивать, могли бы дать какие-то результаты. Эта связь продолжалась до 1897 года. Видимо, Маньковская настаивала, чтобы Павел ушел к ней. Он отказался. Произошел разрыв, и больше они, по всей видимости, не встречались[2].
Однако в центре интересов, всей жизни Павла Милюкова продолжал оставаться Московский университет. Прочитав пробные лекции, он получил право на преподавание в университете, а в июле 1886 года после ряда бюрократических процедур был зачислен приват-доцентом историко-филологического факультета.
Этот ранг был очень скромным. Он сравним со статусом внештатного преподавателя-почасовика в современных вузах. Немаловажное отличие от должности штатного доцента, которая к этому времени в российских университетах почти исчезла, состояло в том, что за тот же труд приват-доцент получал не «жалованье», а «вознаграждение», значительно меньшее по размерам. Об этом Милюков несколько позже с досадой писал в энциклопедической статье, посвященной университетскому образованию в России{121}. Павел, разумеется, не мог претендовать на чтение общего курса русской истории, которым «монопольно владел» Ключевский. Трезво оценивая свой потенциал, он еще не считал себя достаточно подготовленным. Его уделом стали курсы, не обязательные для студентов (в наше время их называют факультативными), на которые записывались те, кто проявлял особый интерес к их тематике. Слушателей было немного, но это были люди, всерьез рассчитывавшие посвятить себя науке.
2
А. В. Макушин и П. А. Трибунский, ссылаясь на личный архивный фонд Ивана Шишманова в Архиве Болгарской академии наук, сообщают, что позже, находясь в Болгарии, Милюков краткое время находился в близких отношениях с сестрой профессора Ивана Шишманова Марой (Марией) (см.: