Знакомство с С. Ф. Платоновым породило обширную переписку, которая распространилась и на других историков. Платонов способствовал «популяризации» Милюкова, обращая внимание коллег на его работы{149}. Однако эти контакты оказались недолгими. Всё более активная общественная деятельность Павла вызывала недоумение Платонова. Их переписка становилась всё скуднее и в конце концов заглохла.
Как видим, Павел Николаевич Милюков не очень уживался с коллегами — уже в то время проявлялся его жесткий, непримиримый и вместе с тем холодно-рассудочный характер, который станет отчетливо выраженным в следующие годы.
Однако положительные отзывы на диссертацию Милюкова продолжали поступать. Известный историк Василий Иванович Семевский писал автору 1 января 1891 года: «Познакомившись с Вашим трудом, я порадовался за русскую историческую науку, которая обогатилась таким прекрасным исследованием, основанным на массе неизученного материала… Нельзя, например, не удивляться Вашему умению справляться с огромным материалом и Вашей начитанности; что же касается «удобочитаемости», то история государственного хозяйства не может читаться, как роман». В письме М. М. Ковалевского от 26 февраля 1892 года говорилось: «Я очень тронут Вашим вниманием и благодарю Вас от души за присылку Вашей диссертации. Какая интересная и мало изученная тема и сколько Вам пришлось поработать над сырьем. Радуюсь Вашему успеху и вспоминаю время нашего первого знакомства»{150}.
Между тем книга Милюкова была замечена и за рубежом. Известный французский историк Альфред Рамбо, автор многих исследований и популярных работ, в том числе по истории России, в дружеском письме выразил уверенность, что сочинение Милюкова будет весьма полезно не только для русской историографии, но и для многих коллег за пределами России{151}.
Так Милюков стал авторитетным специалистом по истории царствования Петра I, особенно по реформам этого периода. Известный издатель Ф. Ф. Павленков предложил ему написать биографию Петра Великого для начатой в 1890 году серии «Жизнь замечательных людей». Предложение было заманчивым, однако Павел, считавший себя исследователем, а не популяризатором, вначале отговорился занятостью, а затем и вовсе отказался{152}. Книга об императоре-преобразователе так и не была выпущена Павленковым, а появилась в серии «Жизнь замечательных людей» только в 1948 году в авторстве известного советского историка Владимира Васильевича Мавродина.
Будучи специалистом по российской истории и при этом имея явные западнические симпатии, хорошо помня свою первую поездку по Италии, сыгравшую столь большую роль в формировании и его личности, и научных качеств, Павел с супругой мечтал о новой зарубежной поездке, которую они не могли себе позволить и по финансовым соображениям, и в силу крайней занятости главы семьи научными и педагогическими делами.
Но в 1893 году такая возможность появилась, так как за книгу по теме магистерской диссертации Милюков был удостоен премии имени С. М. Соловьева, учрежденной Императорской Санкт-Петербургской академией наук. Эта премия, считавшаяся весьма престижной и присуждавшаяся за выдающиеся труды по отечественной истории, была учреждена после смерти Соловьева, который в 1871–1877 годах возглавлял Московский университет.
Получение премии позволило Милюковым совершить заграничную поездку, тем более что в это время Павел завязал приятельские отношения с французским славистом Полем Буайе, который проходил своего рода стажировку в Москве, совершенствуясь в русском языке, что было необходимо для получения кафедры славянских языков в Сорбонне — Парижском университете.
Нельзя сказать, что лето 1893 года прошло только в праздном отдыхе на французском северном побережье в курортном местечке Плугану, недалеко от города Бреста. Верный себе Милюков по дороге заехал в Париж, где встречался с несколькими русскими эмигрантами. Две встречи были особенно важными.
Павел, всё больше интересовавшийся политическими проблемами, особенно левой оппозицией, посетил одного из известнейших теоретиков народничества Петра Лавровича Лаврова, сторонника эволюционного пути преобразования русского общества. Милюков, у которого постепенно формировались либеральные взгляды, считал, что вполне возможно какой-то отрезок политического пути пройти вместе с умеренными социалистами. Знакомясь с новейшими воззрениями русских и зарубежных социалистов, он убеждался, что многие из них видят социалистическую цель только на весьма отдаленном горизонте, готовы вести борьбу за демократизацию российского политического строя, за быстрое развитие капиталистических отношений или же крестьянской общины как зародыша социализма.
Встреча с Лавровым, однако, в известной мере разочаровала Милюкова. Старый народник, зная, что его гость — историк, сосредоточил беседу именно на вопросах прошлого, правда, не российского, а французского. Лавров в это время очень интересовался средневековой поэзией, фаблио (баснями) — своеобразным жанром французской городской литературы XII — начала XIV века, где грубоватый юмор соседствовал с моральными поучениями. Авторами были люди различного социального положения, часто священнослужители, еще чаще жонглеры и клоуны. Хотя Милюков, к стыду своему, должен был признаться, что о фаблио он впервые услышал от Лаврова, он явно ожидал от встречи большего.
Павел с нетерпением ждал свидания с еще одной известной личностью — Михаилом Петровичем Драгомановым, приехавшим в Париж на краткое время (он был в это время профессором Софийской высшей школы в Болгарии), и на этот раз предчувствие его не обмануло. Видный ученый-обществовед широкого профиля, яркий представитель украинской интеллигенции, Драгоманов был твердо убежден в необходимости признания и развития украинского языка и культуры, отстаивал принцип славянской федерации в демократическом сообществе. Его либерально-конституционные взгляды были близки Милюкову, который еще в России познакомился с публикациями Драгоманова. Милюков вспоминал: «Мы сразу как-то близко сошлись на одних и тех же идеях, и я страшно жалел, что это знакомство не продолжалось дальше»{153}. Всего лишь через год Драгоманов окончит свой жизненный путь, а Милюков сменит его в Софийской высшей школе — предшественнице университета.
Встреча с Драгомановым в Париже укрепила критический взгляд Милюкова на славянофильство, выраженный совсем недавно в обширной лекции и статье, опубликованной затем в виде брошюры{154}, и в то же время разожгла его интерес к истории и культуре других славянских народов — прежде всего украинского, но также и болгарского, так как Драгоманов нашел в Болгарии близкую среду и даже породнился с будущим выдающимся ученым — литературоведом и этнографом Иваном Шишмановым, женившись на его дочери.
Сразу по возвращении в Москву Павел узнал о кончине матери. Нельзя сказать, что это событие стало для него трагедией. Отношения были вконец испорчены вскоре после женитьбы. Лишь очень редко Павел наносил матери, по-прежнему жившей в гостинице на Козихе, формальные визиты.
Мария Аркадьевна умерла в Ярославле — поехала на похороны сестры, простудилась и уже не смогла подняться. Сыну был передан конверт с небольшой суммой на похороны. Несколько слов в воспоминаниях о поездке в Ярославль в связи с кончиной матери прерываются буквально на полуслове рассказом, как у какого-то старьевщика он увидел грамоты северных монастырей и приобрел их за бесценок. Характер отношений с родителями с юности приучил Павла к душевной жесткости, если не черствости, и хотя временами у него прорывались добрые чувства, в основном он смотрел на окружающих сквозь призму своей работы, вначале научной, затем политической, а в конце жизни, в эмиграции, публицистической и политологической.
Став магистром истории, Милюков расширял круг общения с московской интеллигенцией, главным образом с той ее частью, которая была связана с умеренно либеральным журналом «Русская мысль», выходившим ежемесячно с 1880 года и пользовавшимся популярностью — число его подписчиков доходило до 14 тысяч человек.