– За что тебя Сергей Пантелеймонович взгрел? – спросила Милюль.
– Дядька то? – уточнил Алёша – А кто его знает. Я стою себе на палубе, никого не трогаю, вдруг они с твоей тёткой подлетают, и давай орать как резанные.
– Так ты на палубу сбежал?
– Не сбежал, а вышел. Чего мне в каюте сидеть?
– Сам капитан велел господам и дамам пройти в каюты!
– Верно. А я по-твоему кто? Господин, или дама?
Милюль рассмеялась от такого вопроса:
– Ну, что не дама, это точно.
– Вот то-то. Я и не господин. Я мальчик Алёша, покоритель морей. Так с чего мне торчать в каюте? Я должен своими глазами видеть бури и шторма, чтобы научиться их покорять.
– Иди вон, к окну и видь своими глазами.
– Сейчас. Сложу макет до конца и пойду – пообещал покоритель морей.
Милюль пододвинулась к нему поближе. Макет был уже почти готов. Алёша вставлял в дырочки маленькие деревца на ножках-гвоздиках.
– Вот тут не хватает самого главного – сказала Милюль, и положил на площади перед главным собором свою брошку-лягушку.
– Её там нет – возразил Алеша.
– Значит, будет – улыбнулась Милюль.
– Ну, ладно – Алёша встал и, покачиваясь вместе с каютой, подошёл к окну. Постоял там некоторое время, всматриваясь в ревущую тьму сквозь потоки стекающей по стеклу воды. Неудовлетворённо хмыкнул и сказал:
– Смотреть на бурю сквозь стекло – это удовольствие для изнеженных девчонок. Мы сидим тут как кроты, а в это время капитан стоит на мостике, не защищённый никакими стеклами.
– Не может быть! – воскликнула Милюль, вспомнив белый китель и белую фуражку капитана – он же может намочиться!
– А, может быть, он хочет быть мокрым? – спросил запальчиво Алёша – Вам, девчонкам, не понять, что такое настоящий капитан! Настоящий капитан всегда мокрый! А когда корабль входит в полярные воды, у капитана на носу вырастает такая сосулька, что мешает ему поворачивать штурвал.
– И как же он поворачивает?
– А вот так! Вместе с головой и поворачивает – и Алёша довольно потешно изобразил, как капитаны головой и руками одновременно поворачивают штурвалы. Милюль рассмеялась, а Алёша с неожиданной серьёзностью в голосе предложил:
– Пойдём на палубу, на бурю посмотрим?
– Вот ещё, глупости! – возмутилась Милюль – Мало тебе досталось? Теперь ты хочешь, чтобы и меня из-за тебя наругали?
– Не наругают! – пообещал Алёша – Они сейчас стюардов воспитывают. А мы мигом, выбежим на палубу и обратно.
– И зачем же нам выбегать? – резонно поинтересовалась Милюль.
– Чтобы на самом деле ощутить, что такое буря в море.
– Нет. Это глупые фантазии, как говорит тётя Юлия.
– Ну, давай, хоть краешком глазика, через дверь глянем? – Алёша просил, но просил не так заунывно и гнусно, как просят занудные дети, а наоборот, азартно и увлечённо. Он демонстративно предвкушал несказанные радости, которых так хочется в жизни. Его глазки горели восторгом, все его интонации выдавали с трудом сдерживаемый азарт грядущего приключения и, конечно же, детский этот азарт стал постепенно просачиваться в Милюль.
«Почему бы и не пойти? – спросила Милюль саму себя – почему бы не ощутить упругий ветер и солёные брызги, не посмотреть на страшные волны, которые грозят кораблю неминуемой погибелью? Почему бы не ощутить себя на минуточку бесстрашным капитаном, или пиратом, грозой морей?»
– Ну, пойдём. Уговорил – решилась она, и дети выскользнули в коридор.
Они стремительно и неслышно прошмыгнули мимо длинного ряда номеров, быстро достигли выхода на палубу и остановились около него.
– Ну, что теперь? – спросила Милюль.
– Теперь пойдём! – ответил Алёша и толкнул дверь. Дверь не поддалась.
– Заперто что ли? – пробурчал мальчик и навалился на дверь всем тельцем. На этот раз дверь сдвинулась, приоткрылась на несколько сантиметров, впустила в коридор порцию холодных брызг, и снова захлопнулась. Алёша повернул к Милюль удивлённое лицо, и, пнув дверь ногой, попросил:
– Помоги. Мне одному не справиться!
– Тоже мне, герой! – Милюль скорчила презрительную гримасу, но тут же и решила помочь. Вдвоём они навалились на упрямую дверь. Дверь упиралась, то поддаваясь, то наоборот, давя на них, будто кто-то пихал её с той стороны. Совместными усилиями Милюль и Алексей толкали её, пока она, наконец, не пошла вперёд.