– Но, почему бы и не залезть? – раздался благородный бас откуда-то сверху и сзади. Милюль обернулась. Огромный господин в белом костюме, белой шляпе, при усах и бороде, стоял у ней за спиной и пускал облака белого дыма из огромной сигары. На всякий случай Милюль прижалась к нянечке и обхватила руками её ногу.
– Не мните мне юбку, этакая вы егоза! – взвизгнула нянечка, и, обращаясь к белому великану, пустилась в разъяснения – Барышня наша такая-с попрыгунья-с! Ей только волю дайте, так она на что хотите залезет-с. Только вот мужчин они боятся-с.
– Вот те, на! – удивился гигант – Это от чего же нас-то бояться?
– От воспитания-с – пояснила нянечка.
Господин улыбнулся ей и, склонив голову, как давешняя статуя, опять воззрился на Милюль – Ну, что, козявка, полезешь на льва?
– Я не козявка – поправила его Милюль.
– А кто же? – поднял брови великан.
– Я Милюль.
Гигантский бородач рассмеялся раскатистым толстым смехом, от которого Милюль сделалось на самом деле страшно. Она ощутила себя именно козявкой рядом с огроменным господином. Но Милюль постаралась не выдавать испуга. «Если бы этот великан был злым, так непременно бы уже раздавил меня» – мысленно успокоила она сама себя.
– И то верно! – согласился белый господин – Удивительно, как это я сам не понял? Как ещё могут величать такую Милюль?
– Эй, барыня! – раздался придавленный голос мужика – Я бы того… чемоданы-то как?..
Няня открыла, было, рот, чтобы ответить, но добрый великан перебил её, протягивая мужику монету:
– Вот тебе, милейший, за труды. Отнеси-ка чемоданы во-он к тому офицеру в чёрной фуражке – он, будто мимоходом, глянул на нянечку и деловито спросил у ней – Какая у вас каюта?
Нянечка, очевидно, тоже немного робела рядом с этим исполином, и потому не стала препираться, а быстро ответила – Семнадцатая в высшем классе – тут её настигла мысль, что неудобно пользоваться услугами незнакомца и она залепетала – я бы и сама разобралась. Зря это вы так всё на себя взваливаете-с. Сколько мы вам должны-с?
Однако, господин в белом, проигнорировав нянечкин лепет, вновь обратился к мужику:
– Запомнил, дружок?
– Дак, чего ж не запомнить, чай невелика сказка – ответствовал носильщик, глянув снизу вверх и, кряхтя, отправился к борту лайнера. Великан же вновь взглянул на Милюль:
– Ну, так как у нас с воплощением замыслов?
Милюль не поняла вопроса и потому возразила: – Я ничего не замышляла, дяденька.
– Да? – господин опять удивлённо поднял бровищи – а кто только что собирался воссесть на каменного льва?
Милюль обернулась ко льву, и ей снова захотелось посидеть на нём, хоть чуточку. Она перевела взгляд на нянечку, но та, судя по всему, раздумала возражать, и даже подтолкнула Милюль в спину.
– Полезайте уж. Что теперь с вами делать?
Милюль подбежала к гладкому, блестящему боку зверя и, опершись башмачком о когтистую лапу, ловко вскочила льву на спину, обхватила руками искусно вырезанные локоны гривы.
– Э, да я вижу, барыня – наездница! – воскликнул господин великан и изобильно пыхнул сигарой – В добрый путь! – Тут он похлопал рукой по блестящему львиному крупу, будто тот и вправду мог что-то почувствовать, и поскакать вместе с Милюль мимо дам, господ, мужиков и матросов, что ходили по причалу, к невидимому из-за лайнера морю, а потом, прорвавшись сквозь все препоны, лев полетел бы над бескрайними просторами морских пучин, прыгая с волны на волну. Милюль размахивала бы руками и пела бы песни.
Но лев оставался лежать неподвижно. Его каменная спина холодила ноги, и ничего более не происходило. Милюль уже хотела разочароваться, когда вдруг, совершенно внезапно заиграл оркестр. Она обернулась и увидела нарядных трубачей в золотых касках, красных кителях и белых брюках с золотыми же лампасами. Их щёки раздувались и краснотою своей приближались к цвету кителей, а блеском – к сверкающим начищенным каскам. Трубачи пучили глаза и двигали трубами в такт мелодии. Толстый дирижёр ритмично взмахивал штандартом, а барабанщик озверело бил по барабану, и хлопал тарелкой.
– Пора уже – забеспокоилась нянечка – видите, оркестр заиграл-с. Не ровён час, отдадут концы-с.
– Это точно – ухмыльнулся белый гигант – так стараются! Того и гляди, отдадут Богу душу.
Нянечка строго посмотрела не него, и, собравшись с духом, сделала замечание:
– Негоже-с, господин великан, дитя баловать. Да и поторапливаться надо-с.
Господин великан вдруг, смутился:
– Прошу простить меня покорно – сказал он – я не хотел вам мешать, или, упаси Бог, приставать к вам. Просто мне подумалось…
– Вот и спасибо, что не хотели-с – ответила нянечка, и оборотясь к Милюль, добавила так же строго – Слезайте, Милюль, мы торопимся.