Естественно, что первый подобный мим-табу должен был воздействовать на что-то существенно важное для людей. Мим выбрал секс, вступив, таким образом, в борьбу с первыми репликаторами. Мим экзогамии запретил инцест, то есть браки внутри фратрии. Именно так, под инцестом тогда понималось не сексуальные отношения между близкими родственниками, а между членами фратрии.
Появление первого запрета сняло, в какой-то степени, напряжение во взаимоотношениях между фратриями, но, одновременно, повысило напряжение внутри фратрий. Человечество, или мимы, решили эту задачу достаточно элегантным способом: всегда нельзя, но иногда можно. Всегда нельзя, но во время оргий, вакханалий, карнавалов можно. Позже возник ещё один вариант: всем нельзя, но некоторым (вождям, князьям, царям, рабовладельцам, начальникам...) можно.
До возникновения мима экзогамии у людей не было необходимости в беспорядочных половых связях, что убедительно показывает пример уже вышеупомянутого племени хадза, у которого не существует вообще никаких сексуальных табу и, вместе с тем, не зная о запрете «не возжелай жены ближнего», они не живут в промискуитете и, более того, придерживаются половой верности! Члены племени образуют достаточно устойчивые супружеские пары, на 98 процентов моногамные. Продолжительность жизни в паре может длиться от нескольких лет до целой жизни. У хадза нет неверности, поскольку, когда один из партнёров утрачивает интерес к другому партнёру и находит ему замену, хадза просто «разводятся», фигурально говоря, поскольку института брака у них тоже нет. Без сцен и раздела имущества, поскольку и такового не существует. Детей тоже не делят. Во-первых, потому что дети во многом воспитываются коллективно племенем, во-вторых, потому что родители сохраняют свободный контакт с детьми.
Пример хадза убедительно показывает, что человек по природе своей вовсе не склонен к беспорядочным сексуальным связям. Он является суксессивным, последовательным моногамистом.
Практически одновременно возник другой мим-табу, необходимый для выживания племени — «не убий». И снова мимы покусились на естественный для человека способ разрешения конфликтов — путём элиминации оппонента. Впрочем, этот мим с момента его возникновения всегда означал: этих нельзя убивать, а вон тех — можно.
Человечество и далее успешно создавало мимы, основанные на этих базальных людских потребностях. От многих подобных мимов, являющихся в настоящее время явным анахронизмом, в некоторых государствах до сих пор не могут отказаться. Сюда относятся, например, запрет разводов или использования противозачаточных средств, запрет абортов и т. д. Интересно, что иногда подобные запреты вступают в противоречие с экономическими интересами государства, к примеру, запрет гомосексуальных браков, поскольку брак государству экономически выгоднее свободных, неоформленных «законно» отношений между партнёрами.
Стремление человека к убийству ограничивалось ещё радикальнее. Сначала нельзя было убивать только членов своего племени. С развитием института вождей и появлением бюрократии быстро выяснилось, что «право на убийство» является высшим проявлением власти и уже вскоре вожди и жрецы получили право на убийство некоторых членов своего племени. По мере развития государства всё большее количество государственных структур наделялись подобной привилегией: дружинники, аристократия, полиция, секретные службы и т. п. Право же простых смертных убивать себе подобных постоянно ограничивалось, хотя ещё в библейские времена «око за око» было совершенно законным.
В настоящее время охлосу позволено убивать врагов только на войне или восставших против правительства, и всё. Наиболее жестоко государство карает именно попытку граждан взять правосудие в свои руки.
Кроме этих табу возникли ещё и многие другие, которые должны были сплотить племя и отличить его от других. Основной принцип возникновения этих табу был следующий: то что делают они, не делаем мы; то, что они любят, мы ненавидим; то что они считают божественным, мы считаем бесовским и т. д. В мимах-табу никогда не было никакого смысла. В мимах вообще нет смысла. Это алгоритмы, исполнение которых иногда полезно человеку, иногда не слишком. Но искать в древних табу мудрость минувших времён — напрасная трата времени. Так, в одной из научных публикаций утверждалось, что семиты Древнего Востока табуировали потребление свинины ввиду повышенной опасности заболевания сальмонеллёзом в данных климатических условиях. Автор при этом совершенно упустил из виду, что радом с семитскими племенами проживали индоевропейцы, успешно эту самую свинину потреблявшие. Кроме того, семиты с тем же успехом могли заразиться этой болезнью, поедая овец, коз и других домашних животных.
В табу нет и не было никогда никакого практического смысла. У них была другая задача: сплотить «мы» племени, отличив его от «они» всех прочих людей. Если наши соседи едят свинину, то мы отличаемся от них тем, что никогда эту свинину не едим, никакого другого рационального объяснения этому табу быть не может. Если наши соседи принимают алкоголь, то мы будем абстинентами (Мохаммед ввёл этот запрет после того, как ему не удалось привлечь на свою сторону еврейские общины Мекки и Медины). Если у наших соседей выходной в субботу, то у нас он будет в воскресенье (хотя несколько сот лет христиане праздновали шаббат одновременно с евреями, как, впрочем, и почти все остальные еврейские праздники).
Если наши соседи предаются гомосексуальным утехам, то мы будем считать это грехом (очевидно, семито-хамитские племена ещё в глубокой древности вступили в конфликт с индоевропейцами, считавшими гомосексуализм вполне нормальным явлением, что не делает то или иное племя более «моральным», а другое — «аморальным»: тут главное — быть другими).
Долгое время, до возникновения государства, табу достаточно эффективно регулировали жизнь общества, однако они отличались одной неприятной особенностью — табу были предельно ригидными, их нельзя было менять по желанию руководства. Верхушка общества уже тогда пыталась создавать мимы, но как это сделать, не знает по сию пору никто. В результате появились этические и религиозные нормы, которые были мертворожденными мимами. Ожидание наказания в загробной жизни или в следующей жизни было не столь действенно, как немедленная реальная смерть или остракизм при нарушении настоящих табу. При этом никто не может сказать, что эти этические нормы вредят людям, наоборот, они полезны человечеству и были бы ещё более полезны, если бы стали настоящими мимами — прочнее укоренились и получили бы большее распространение...
Мимы решили эту проблему, создав две группы мимкомплексов: организационные и мировоззренческие. Развитие организационных мимкомплексов началась с появлением вождя — сначала временного, выбираемого, затем пожизненного и, наконец, наследственного. Подобное развитие длилось очень долгое время и было бы невозможно без одновременного развития других организационных мимов, а так же мимов мировоззренческих. Организационные мимы произвели иерархический мимкомлекс — бюрократию. Это один из самых успешных социальных организационных мимов. Мы непрестанно имеем с ним дело, проклинаем его и не можем без него жить. Бюрократия существует всегда, в любом более или менее развитом обществе. Она начала своё развития с немногочисленных помощников вождей, сейчас же значительная часть населения служит той или иной бюрократической структуре (задумаемся на минуту, какую часть национального продукта в экономике любой экономически развитой страны составляют именно услуги). Даже при изменении способа производства, например, при переходе от феодализма к социализму, или от социализма к капитализму бюрократия не только не исчезает, но даже осуществляется практически теми же самыми людьми, которые до того успешно служили другому строю.