Из этого следует, что каждый из нас, собственно, никогда не бывает одиноким. Наше «Я» не единственно, нас всегда несколько. Каждый из нас взаимодействует с другими как группа — группа «Я». Другие люди, с которыми мы вступаем в интеракцию, также являются группами «Я». (Группа «меня» встретила группу «тебя»). Мы всегда находимся в компании самих себя. По идее, мне никогда не должно быть скучно с таким умным, эрудированным, обладающим чувством юмора собеседником, как я. Мне нужно только меня разговорить…
Пока всё ясно и понятно, никто из нас не сомневается, в том, что наш внутренний мир, сложный и удивительный, вполне реален, он существует. Всё это так до того, как Вы попытаетесь подойти к проблеме с научной точки зрения. Тогда Вы с удивлением узнаете, что некоторые учёные, нобелевские лауреаты как, например, Фрэнсис Крик, вообще отрицают наличие «Я», как у Вас, так и у себя: «Удивительная Гипотеза состоит в том, что «Вы», ваши радости и печали, ваши воспоминания и ваши амбиции, ваше чувство идентичности и свободная воля есть на самом деле не более чем поведение огромного количества нервных клеток и находящихся в них молекул. Как сказал бы Льюис Кэррол: Вы являетесь не более чем пучком нейронов» (Francis Crick, The Astonishing Hypothesis: The Scientific Search for the Soul, 1994, р.3).
Несомненно, Крик прав и наше «Я» есть на самом деле не более чем сложное взаимодействие огромного количества нервных клеток и находящихся в них молекул. В этом мало кто сомневается. Но помогает ли это в понимании «Я»? Компьютер — это тоже большое количество различных деталей, связанных друг с другом и пропускающих электрический ток. Но что нам может сказать об исполняемой программе информация о том, что в данной сети был пропущен ток и что RAM загружен на 50%, а на HDD записано 1ГБ информации. Только то, что сеть и некоторые детали находятся в работоспособном состоянии, но о содержании программы, о том, что в данный момент она конкретно делает — ничего. Точно также ничего не могут нам поведать о нашем «Я» попытки его исследовать с помощью биохимии, генетики или нейропсихологии, особенно популярные в последние десятилетия. Можно предположить, что, скорее всего, подобные попытка приносят больше вреда, нежели пользы, поскольку их результатом являются гипотезы о гене «преступности» или «образце электрической активности мозга», свидетельствующем об асоциальных склонностях и т. п.
Подавляющая часть населения планеты верит в существование души в той или иной форме, в зависимости от своих религиозных предпочтений и считает, что именно душа и есть наше «Я». Однако и в этом случае не всё ясно и однозначно, поскольку священники всех религий постоянно говорят о том, что человек теми или иными своими действиями может этой своей душе повредить или даже её совсем испортить. Однако здесь возникает естественный вопрос: Кто совершает действия, наносящие вред душе? Или ещё точнее: Кто принимает решения о совершении подобных действий? Если наше «Я» — это душа, то следует предположить, что в нас прячется ещё одна душа («нехорошая» душа), отвечающая за порчу первой, «хорошей», религиозно признанной души…
Таким образом, мы волей-неволей приходим к дуализму, с коим мучался ещё в свои времена Декарт, согласно которому человеческое тело функционирует как машина и подчиняется физическим законам, но эти законы не распространяются на cogito.
Несмотря на бурное развитие компьютерной томографии и огромный прогресс в построении трёхмерных компьютерных моделей мозга, мы так и не можем сказать, где же располагается это самое «Я». Биологи, медики и психологи так и не смогли обнаружить конкретную структуру мозга, которая была бы ответственно за «Я». В народном представлении для зрячих людей оно находится где-то за глазами, для слепых от рождения и слепоглухонемых — в кончиках пальцев.
Большинство исследователей открещиваются от дуализма, однако, по мнению Дэниэла Деннета, они всё ещё тайно верят в то, что Деннет называет «Картезианский театр»: они предполагают, что где-то там, в недрах нашего мозга, есть некое особое место, в котором вся информация и все нервные процессы сводятся воедино, где обретается сознание и где наши ментальные образы проецируются на некий ментальный экран, где принимаются наши решения и где мы предаёмся эмоциям. Но этот картезианский театр в действительности не существует. Информация, которую мы получаем из окружающей среды, не проецируется на внутренний экран, где её может наблюдать наше маленькое внутреннее «Я». Если бы подобное присутствовало, то внутри этого маленького внутреннего «Я» крылся бы другой ментальный экранчик, который бы наблюдало внутреннее «Я» нашего внутреннего «Я» и так до бесконечности.
Если следовать Деннету (Dennett, Daniel C.. Consciousness explained. Back Bay Books/Little, Brown and Company New York, 1991), то вербальное объяснение окружающего мира является одним из многих, продуцируемых нашим мозгом. Наличие этого объяснения предполагает, что где-то существует его автор и что автором как раз и является «Я». То есть наше «Я» - это бесконечная сага, которую мы поём сами себе о нас самих, о наших желаниях, удачах, поражениях и всём прочем.
Для чего вообще существует это вербальное объяснение? Или иначе — для чего существует наше «Я»? Может быть, оно необходимо нам для принятия решений? А вот и нет: исследования Бенджамина Лайбета показали, что готовность к совершению действия возникает в мозгу раньше, чем принимается решение о совершении этого действия! Насколько мы нуждаемся в этом случае в решениях, которые принимает наше «Я»?(Benjamin Libet, Unconscious cerebral initiative and the role of conscious will in voluntary action, 1985, Behavioral and Brain sciences, 8. 529–39. (With commentaries 539–66; and BBS, 10, 318–21.). Большинство решений вообще принимается автономным комплексом систем и нами не осознаётся, либо осознаётся существенно позднее, после совершения того или иного действия.
Мы уже говорили, что по мере развития «Я» человек всё более отделяется, обособляется не только от всех «они», но и от всех «мы». «Я» возникает в точке пересечения «мы и они». «Я» является преобразованным «мы и они», в котором каждый человек сам выступает в роли и «мы» и «они».
Как известно, онтогенез в некоторой степени повторяет филогенез, и ребёнок, который первоначально говорит о себе в третьем лице, лишь постепенно начинает употреблять «Я». В данном случае он «повторяет» путь кроманьонца, первоначально употреблявшего «мы» для обозначения как общности, в которую он был включён, так и для обозначения самого себя. По мере увеличения количества «мы» (и, соответственно, «они») это первоначальное «мы» интериоризируется, становится «Я», но суть его не меняется — как и «мы», так и «Я» является механизмом суггестии, влияния, воздействия. И точно также в основе этого воздействия лежит язык, речь.
«Я» противостоит не только всем «мы» и всем «они», которые теперь вместе являются «другими». «Я» само имеет бинарную структуру, сходную со структурой «мы и они». Одна его часть воздействует на другую, раздаёт указания и проверяет исполнение. Следует указать, что мы говорим в данном случае о «Я» в «узком» смысле, так, как его понимает любой человек, то есть речь не идёт о бессознательном. Для большинства людей «Я» — это сознание, осознаваемая самоидентичность.
Это самое сознание есть необычайно удивительная штука. Человек, начинающий изучать психологию, очень скоро замечает, что она находится под влиянием биолого-медицинского наваждения, которое гласит, что для реализации определённых функций требуется соответствующий орган. Проблема сознания в том, что у него нет органа, его невозможно локализовать в мозгу как, например, зону Брока для речи.
Для многих исследователей отсутствие органа означает одновременно отсутствие функции, и они вообще отрицают существование сознания. Другие признают его существование, но расходятся в предположениях о том, для чего оно человеку. Так, эволюционные психологи полагают, что наличие сознания можно объяснить необходимостью предвидения поведения другой человеческой особи, которая возникла у хомо сапиенс по мере усложнения социальных связей. На этом примере замечательно видны особенности мышления представителей данной отрасли психологии. Они априорно предполагают, что эволюция отбирает особей по принципу «наилучшего новоприобретения», что выживают те, кто наиболее приспособлен. На самом же деле выживают те, чьи новоприобретённые черты не слишком мешают или не препятствуют выживанию.