— Просмотрите хорошенько списки офицеров. Может быть, следует поставить еще несколько крестов.
Шлотгейм снова перечел списки. Крестики у некоторых фамилий ему не совсем нравились. Это были фамилии хорошо знакомых ему офицеров, с многими из которых он поддерживал дружеские отношения. Но что поделаешь, если это необходимо...
Вздохнув, Отто фон-Шлотгейм взял красный карандаш и, подумав, поставил крестик возле фамилии Карла Гассерта.
2. Смерть Аргуса
В саду было тихо. Нарядные яблони роняли на землю белые лепестки. Большой колхозный сад, казалось, захмелел от цветения.
Под деревом скулил пес. Он был привязан длинным ремешком к стволу яблони. Ремешок дергался и напрягался от усилий неугомонной собаки, но самой ее не было видно. Лишь присмотревшись, можно было заметить зеленый контур ее туловища, почти совершенно сливавшегося с окраской местности.
Батальонный врач Яков Бахтадзе, наблюдавший за собакой, говорил ласково:
— Ну что ты, дорогой, ерзаешь? Посиди спокойно. Мы тебе сейчас кушать дадим. Дайте Аргусу кушать, товарищ Гущин.
Худощавый и высокий красноармеец Гущин поставил перед Аргусом миску с супом. Пес понюхал суп, облизнулся и отошел в сторону.
— Чего ты, дурашка? — сказал Бахтадзе. — Ешь, пожалуйста.
— Может быть, у него уже начинается? — тревожно спросил Гущин.
Врач посмотрел на часы.
— Рано еще. Через полчаса должно начаться. С привязи нужно спустить — сразу кушать станет. Не любит Аргушка привязь.
Гущин снял с собаки ремешок, и она, радостно повизгивая, принялась есть суп.
Гущин сел на корточки возле Аргуса и, погладив его, спросил:
— А я все-таки до сих пор не понимаю, как это товарищу Ильичеву удается собак невидимыми делать? Объяснили бы, товарищ врач.
— А Ильичев разве вам не рассказывал? — удивился Бахтадзе.
— Рассказывал, только я не все понял, а расспрашивать неудобно было. Занятый он человек.
— Ну, это вы зря. Он бы вам растолковал, нашел бы время. Могу, конечно, и я объяснить. Есть такое слово — мимикрия. Слово это означает способность животных окрашиваться в цвет местности, в которой они водятся.
— У нас, у саперов, это маскировкой называется, — заметил Гущин.
— Совершенно верно. Этой самой маскировкой, или мимикрией, широко пользуются для защиты от врага или для нападения на него почти все животные. Те из них, которые живут в полярных странах, например белый медведь, снежная сова, гренландский сокол, имеют преимущественно белую окраску...
— Понятно, товарищ врач, — перебил Гущин. — Вот песец, горностай и заяц-беляк зимой бывают белыми, а летом бурыми.
— Верно. Наблюдается мимикрия не только у животных. Рыбы, ракообразные, головоногие, моллюски и прочие обитатели рек и морей не хуже животных маскируются под цвет речного или морского дна. О насекомых и говорить не приходится. Они в этом деле достигли удивительного совершенства. Все это я рассказываю вам к тому, чтобы показать, как широко распространено среди животных это замечательное свойство. Человек же лишен этого свойства, и было бы неверным утверждать, что он в нем не нуждается. Что можете сказать по этому поводу вы, сапер?
— То, что природа нас обошла — это факт, — ответил Гущин, — но раз мы, саперы, занимаемся маскировкой, значит в мимикрии у людей тоже есть потребность...
— Золотые слова! — засмеялся Бахтадзе. — Наверное, доктор Ильичев был с вами одного мнения, так как он твердо решил исправить оплошность природы. После долгих исследований он получил краску, не имеющую абсолютно никакого цвета, но обладающую способностью мгновенно окрашиваться в цвет местности. Так что в этом отношении он даже перещеголял природу. Наш Аргус может это засвидетельствовать. По некоторому сходству краски с мимикрией животных Ильичев и назвал ее мимикрином.
— Выходит, человек-то хитрее природы, — сказал Гущин.
Разговор прервался шумом приближавшегося к саду автомобиля.
— Инженер Гроздев, наверно, — сказал Гущин и направился к воротам.
Действительно, к саду в малолитражном зеленом автомобиле подъехал военный инженер — комсомолец Гроздев.
Выйдя из машины, он пожал руку Гущину и спросил:
— Ну как, жив еще Аргус?
— Жив, товарищ инженер, но ему уже недолго осталось...
Гроздев вошел в калитку, сорвал цветок яблони и, пожевывая лепесток, пошел по саду. Рослый, стройный, он задевал головой ветви яблонь, и белые лепестки, кружась, падали на его плечи.
— Яков! — закричал он, увидев Бахтадзе. — Разве можно поверить, что за полтораста километров от этого сада идет война? Ты посмотри, красота какая!