Вскоре, по расчетам Гроздева, отряд подошел к пограничной зоне. Инженер сделал привал и послал Симоненко отыскивать ручей Веселый. Ручей оказался неподалеку. До границы оставалось не более ста метров. Гроздев перевел отряд к ручью.
Симоненко, назначенный для связи с Кашириным, условными сигналами известил о появлении лейтенанта. Вскоре оба они показались на берегу ручья.
— Ну, как дела, товарищ Каширин? — спросил инженер.
Лейтенант приложил руку к козырьку и негромко доложил:
— Товарищ начальник, по вашему приказанию связался с начальником заставы Ростовцевым. Ростовцев сообщил, что вчера вечером польские пограничные части ушли с границы. На границе не осталось ни одного человека.
— Работают ли в погранотряде моторы? — спросил Гроздев.
— Моторы прекратили работу сегодня ночью, примерно в то же время, когда у нас остановились мотоциклы.
— Шикарная штука! — засмеялся Бахтадзе. — Как это тебе нравится, Миша?
Инженер достал бинокль. Места здесь были открытые, голые, даже трава казалась серой и тусклой.
Гроздев опустил бинокль и удивленно взглянул на карту. На карте этого района были ясно обозначены кустарники и деревья.
— Что за чертовщина! — выругался инженер и подозвал Бахтадзе.
— Посмотри, Яша. Здесь должны расти деревья и кустарник, но ничего подобного теперь нет...
— Почему «теперь»?
— Да потому, что в тот момент, когда составлялась карта, они были. В точности карты сомневаться не приходится. Немцы что-то затевают. Надо полагать, что растительность со своей территории они удалили совсем недавно, может быть, даже сегодня ночью. Нам, значит, нужно поторопиться...
Через пять минут отряд перешел границу и по берегу ручья Веселого осторожно направился в глубь польской территории. По настоянию Бахтадзе, Гроздев находился теперь не впереди, а в середине отряда: на враждебной территории следовало ожидать самых неожиданных сюрпризов. Во главе отряда шел Каширин. Он выбирал наиболее укрытые места и почти не выпускал из рук бинокля. Но не успел лейтенант пройти и пятидесяти метров, как схватился за грудь и со стоном опустился на траву.
— Ложись! — скомандовал Гроздев.
Разведчики бросились на землю. Врач наклонился над телом лейтенанта. Живот Каширина был окрашен кровью. Бахтадзе приподнял гимнастерку и промыл рану.
— Что с ним? — тревожно спросил Гроздев.
— Ранение в живот. Рана нанесена огнестрельным оружием крупного калибра. Странно только, что мы не слышали выстрела.
— Ранение серьезное?
— Да.
Бахтадзе сделал раненому перевязку.
Стиснув зубы, Каширин тихо стонал, пытаясь приподняться на локтях.
— Не теряйте времени, товарищи... Я уж сам как-нибудь доберусь до границы... — тихо сказал он.
— Не спорь, дорогой, лежи смирно, — ласково сказал врач.
Когда перевязка была закончена, Гроздев приказал Майзлину и Петрову доставить лейтенанта на заставу. Раненого осторожно взяли на руки и, пригнувшись, понесли к границе.
6. Польский офицер
Положение становилось напряженным. Было очевидно, что за разведчиками ведут наблюдение. Продвигаться дальше всем отрядом не было возможности. Оставалось одно — использовать мимикрин и двинуться дальше одному. Гроздев так бы и поступил, но, рассматривая в бинокль местность, он неожиданно заметил вдалеке человека, лежащего на земле.
Инженер передал бинокль Бахтадзе.
— Посмотри, Яков, что там такое?
— Человек... На нем форма польского офицера. Лежит на спине и обматывает руку чем-то белым... Похоже, что делает перевязку.
«Странные вещи творятся на этой границе, — подумал Гроздев. — Кто этот человек? Может быть, это он ранил Каширина, а может быть, и его самого подстрелили...»
— Что будем делать, Миша? — спросил Бахтадзе.
— Мы должны захватить этого человека живым. Понятно, товарищи? — спросил Гроздев.
— Очень даже понятно, товарищ начальник, — ответил Симоненко.
— Ясно, — тихо сказал Гущин.
Гроздев внимательно посмотрел на бледное лицо сапера.
— Что с вами, Гущин? Э, да у вас плечо в крови...
Гущин смутился.
— Чуть царапнуло...
Инженер торопливо расстегнул ворот гимнастерки красноармейца.
— Ну-ка, Бахтадзе, — сказал Гроздев, — посмотри, чем тут его царапнуло. — И, обращаясь к Гущину, строго спросил: — Что же вы молчали?
— Боялся, товарищ начальник, что на заставу отошлете. А рана пустяковая...
Бахтадзе смыл с плеча Гущина кровь, осмотрел рану, сделал перевязку и сказал: