— Думаю, награда будет выше моих заслуг.
— Не скромничайте, мне гл. инженер объяснил, какое это большое достижение с вашей стороны. А как вы считаете работу Юсупова?
— Если бы Юсупов не придумал приспособлений к нашим станкам и не сумел обработать детали на месте, прессы и до сегодняшнего дня не были бы готовы.
— Вот и хорошо, я хочу, чтобы вы написали для меня докладную записку об этом, которую я пошлю в Наркомат с ходатайством о награждении. Напишите о себе и о Юсупове.
— Что же это, я должна буду себя расхваливать? Это нехорошо, почему гл. инженер не напишет?
— Нужно будет указать краткую биографию, и я боюсь, что он занят и затянет дело надолго. Вы можете не хвалить себя, мы это сами сделаем. Расспросите Юсупова о его биографии и напишите для себя и для него.
Этот разговор меня не удивил. Предложение послать ходатайство о награждении меня и Юсупова исходило от треста, как обещал нам это Печкин.
Я пошла к Юсупову за биографическими данными. Он казался очень довольным. Несмотря на то, что он всем старался дать понять, что моя часть работы над прессами была чисто технической: "рассчитала по книжке, вот и вся ее заслуга", говорил он; видимо, беспокоился, что награда будет только мне.
— Как вы думаете, какой орден нам дадут?
— Думаю небольшой, что-либо вроде "знак почета".
— И то негде взять! Будем мы с вами красоваться с орденами на груди!
— Я бы предпочла денежную награду. Дали бы нам с вами по тысяче, неплохо бы было!
— Об этом не беспокойтесь, "орденоносцев" не пропускают ни при одном премировании: к Октябрьской Революции премия, к Первому Мая премия, перевыполнили годовой план, опять премия!
— И то правда.
Получение небольшого ордена у меня не вызывало чувства гордости. Конечно, было приятно, что Наркомат будет знать о моей работе, но небольшие ордена, вроде "знак почета", выдавались главным образом стахановцам, а стахановцы не пользовались большим уважением, скорее наоборот, к ним относились чаще враждебно, так как их считали виновниками завышенных норм на производстве. Что было правдой.
Наташу пригласили на именины, и Давыдовна приготовила для этого случая ее самое нарядное платье. Но когда ее стали наряжать, она не захотела нового платья, а стала просить, чтобы надели ее любимое, красное. Красное батистовое платье с самого начала она очень полюбила и так часто его надевала, что от множества стирок оно полиняло и потеряло первоначальную свежесть. Давыдовна стала уговаривать ее надеть более нарядное, но я велела надеть ей то, которое она хочет сама.
Когда Наташа и Давыдовна возвратились домой, я спросила:
— Ну что, было тебе весело в гостях?
— Нет, не весело.
— Почему?!
— Все были в новых платьях, а я в старом. Лида меня спросила: "Наташа, разве у тебя нет нового платья? Почему ты пришла на именины в старом?"
Услышав это, мне захотелось надавать форсистой Лиде шлепков.
— Не обязательно приходить в гости в новом платье, лучше всего надевать платье, какое ты сама считаешь самым красивым. А Лиде дурно и неприлично было делать замечания об одежде других, ты это помни и сама никогда не делай. Если кто пришел в старом платье, то, может быть, у него нет другого, или, может быть, как ты, надела самое любимое и говорить, что оно не хорошее, очень и очень некрасиво. Нехорошо огорчать людей, особенно на празднике!
Мои нравоучения пролетели мимо ушей Наташи.
— Это платье теперь не любимое, — сказала она.
Мне вспомнился похожий случай из детства Сережи, рассказанный его матерью.
Однажды ему дали надеть штаны, на протертые коленки которых были только что нашиты заплаты из новой материи. Заплаты ему очень понравились. Надев штанишки, он немедленно побежал к отцу и сказал:
— Папа, посмотри, какой я нарядный!
У него не было приятельницы Лиды, чтобы "просветить" его, что заплаты не украшают одежды.
Сегодня, как только я пришла на работу, ко мне вошла секретарша директора, с возбужденным лицом, видимо, горя желанием сообщить мне что-то.
— Знаете новость, Валентина Алексеевна?
— Нет, ничего не слышала особенного, я только что пришла.
— Титова, агента отдела снабжения, арестовали! Вчера вечером пришли к нему на квартиру агенты ГПУ и забрали. Он одинокий, жил у хозяйки, занимал одну комнату. Сегодня утром его хозяйка пришла на комбинат и рассказала, думая, что, может быть, директор за него заступится. И знаете, за что его арестовали? Он бывший священник!
— Если он снял с себя сан, и работал честно…