Я встала и подошла к окну. Дождь лил с самого утра. И тут я увидела, как по дорожке, опустив голову и чуть пошатываясь, спешит Стелла, то ли пьяная, то ли смертельно усталая.
— Стелла идет, — сказала я и обернулась. Вольфганг как будто не слышал. Стелла отперла дверь и скрылась в подъезде. Я слышала, как она поднимается на крыльцо, как отпирает и как раздевается в передней. Вошла она минут через пять, не раньше, и, ослепленная ярким светом, закрыла глаза.
— Ты вся вымокла, — сказала я с укором, — у тебя, что, зонтика не было?
— Да, — повторила Стелла, все еще задыхаясь от быстрой ходьбы. — У меня зонтика не было. — Ее блестящие мокрые волосы плотно прилегали к голове. Я налила ей чаю, она села к нам за стол и выпила его, почти не отрываясь, словно умирала от жажды.
— Стелла, почему ты дрожишь? — спросила я. — Что с тобой?
Стелла метнула в меня почти злобный взгляд.
— Ничего, — ответила она, — ничего со мною нет, просто я очень бежала, у меня из-под носа ушла электричка.
И, отвернувшись, начала крошить булочку.
Вдруг я заметила, что Вольфганг перестал читать. Он исподлобья глядел на Стеллу, и жаркий румянец медленно заливал его лицо — до самого лба. Я проследила за его взглядом и увидела, что на блузке у Стеллы не хватает двух пуговиц, а шея покрыта странными пятнами.
— Вольфганг, уже поздно, — сказала я. — Ложился бы ты спать. — Он беспрекословно повиновался, встал и вышел из комнаты. Когда за ним закрылась дверь, я хотела было поговорить со Стеллой, но решила, что не стоит. Она сама заметит беспорядок в своей одежде, когда будет раздеваться — если еще не заметила. Выглядела она такой измученной, что даже сидеть не могла. Очень скоро она встала из-за стола, а я опять уткнулась в книгу. Рихард вернулся минут через пятнадцать в отличнейшем расположении духа. При всем своем уме Рихард не замечает, что его с головой выдает множество мелочей. Например, такое отменное настроение ясней ясного доказывает, что он либо выпил, либо возвращается от женщины. Но в этот вечер он не пил — от него совсем не пахло вином. Аппетит у него был превосходный, и съел он гораздо больше, чем ему, на мой взгляд, следует есть перед сном. За едой он с увлечением рассказал мне о процессе, в котором сегодня участвовал и который закончился полным оправданием его клиента. Он явно старался показать, что его прекрасное расположение духа объясняется именно этим. Но меня ему не провести, я знаю разницу между хорошим настроением после служебных удач, весельем после холостяцких попоек и бьющей через край жизнерадостностью после любовного приключения — торжеством самца, заполучившего свою самку. Всякий раз, когда Рихард пытается заговорить мне зубы, я испытываю необъяснимый стыд. Хотя стыдиться, казалось бы, следует вовсе не мне. Именно бесстыдство Рпхарда заставляет меня цепенеть от стыда. Я не могу смотреть ему в глаза, теряю способность к легкой застольной болтовне, которая, на его взгляд, приличествует обстоятельствам. Да, актриса я никудышная, зато Рихард играет за нас обоих. Наконец Рихард завершил рассказ и уткнулся в газету, не переставая с видимым удовольствием потягивать свое красное вино.
Я легла и, когда он вошел в спальню, притворилась спящей. Он заботливо погасил свет и сунул руку ко мне под одеяло. Рука легла мне на плечо, а я не шелохнулась. Какая это была живая и теплая рука! Всего лишь несколько часов назад эта рука ласкала другую женщину, но у меня она почему-то не вызвала отвращения. Если бы я не знала, каков Рихард на самом деле, ничто бы не омрачало нашего счастья. Меня и по сей день временами охватывает желание все позабыть и довериться этому большому, сильному телу, которое затем и создано, чтобы получать и дарить наслаждение.
Нет, не отвращение вызывала во мне эта легкая рука на моем плече, а слишком хорошо мне знакомый страх перед якобы прирученным хищником. При хорошем питании и уходе хищник способен довольствоваться кратковременными ночными вылазками, после чего с сытым ворчанием заползает в свою клетку. Вот только порой этот хищник забывает вовремя уничтожить следы своих злодеяний, и тогда от него пахнет духами его жертвы, а белый воротник его рубашки испещрен кроваво-красными пятнами губной помады.
Разумеется, я могла бы бежать, я годами носилась с этой мыслью, но на деле бегство невозможно. Совместная жизнь с Рихардом меня вконец испортила. Любая моя попытка была бы лишена смысла с тех пор, как я узнала, что бывают добродушные убийцы, блюстители закона, ежечасно его попирающие, отважные трусы и верные предатели. Противоестественное смешение ангельского лика и бесовской рожи стало для меня настолько привычным, что чистый и незапятнанный облик вызвал бы у меня глубочайшее недоверие.
Рихард уснул. Его рука по-прежнему лежала на моем плече, но теперь она была тяжелой, невыносимо тяжелой и жаркой.
Я выскользнула из постели и пошла на кухню — за стаканом воды.
Проходя мимо дверей Стеллы, я услышала, как она стонет. Я остановилась и прислушалась. Стелла плакала. Она плакала не тихо и сдержанно, как плачут взрослые люди по неписаным законам скорби, она плакала навзрыд, горько и безудержно. Такой плач производит гнетущее впечатление. Я вспомнила странные пятна у нее на шее. Ясно как день: Стелла сбилась с пути. Разумеется, мне следовало бы ее предостеречь, разделить ее горе или по крайней мере постараться ее утешить.
Я не сделала ни того, ни другого, ни третьего. Я не перепошу подобные взрывы чувств, а кроме того, мне было ясно, что, раз эта девушка пробудилась, ее не удержишь. Много лет подряд ее томили взаперти, в затхлом, искусственном детстве, без единой капли нежности. Следует ли удивляться такому взрыву? Впору только проклинать себя: где была моя голова, когда я дарила ей новые платья и отпускала ее на вечера? Я знаю, каких мужчин можно там встретить. Все они ничуть не лучше Рихарда. Разве только рангом пониже — жалкие, омерзительные, похотливые лгуны. Любой из них мог без труда совратить это глупое, неопытное существо.
Мне вспомнились ее вечерние курсы, и я решила хоть раз незаметно последовать за ней, чтобы узнать, с кем она встречается.
Принимая это решение, я заранее знала, что никогда его не выполню. Все это было слишком гадко и противно.
Когда я снова легла, я вдруг обратила внимание, что от Рихарда пахнет только лосьоном для бритья. Значит, женщина, с которой он был сегодня, не душится. Я села на постели, пристально глядя на его лицо, сливавшееся с белизной подушки, и вдруг мне стало дурно. Я упала навзничь и несколько секунд ничего не сознавала и не чувствовала. Когда сознание ко мне вернулось, я ощупью достала из тумбочки снотворное и запила его целым стаканом воды. Как уже не раз бывало в давно минувшие ночи, у меня возникло чувство, будто нечто ужасное подступило к окружающей меня хрупкой стеклянной стене и я уже слышу его зловонное дыхание.
На другое утро Стелла вышла бледная, с красными веками. Рихард против обыкновения задержался дома, и она попросила подвезти ее на машине. Просьба эта явно не привела Рихарда в восторг, но он ничем не выказал своего неудовольствия и даже предложил Вольфгангу ехать с ними. Я поняла, что он не хочет оставаться наедине со Стеллой. Ситуация сложилась такая, что даже самому Рихарду было не по себе. Но Вольфганг отказался, он обещал приятелю зайти за ним. Отвечал Вольфганг очень вежливо, но я чувствовала скрытый вызов в его голосе. Рихард поднял брови, хотел что-то сказать, но раздумал и лишь деловито взглянул на часы.
Позже всех, как и обычно, ушла Анетта, а я наконец села завтракать, попутно просматривая газеты. Потом я составила меню на всю неделю и начала поливать цветы. Это занятие отнимает у меня не меньше получаса. У нас очень много цветов, и поливка их дает мне иллюзию, будто я делаю что-то полезное и нужное. Впрочем, я прекрасно сознаю, что растрачиваю свои чувства на предметы, которые в этом совершенно не нуждаются. Ночные рыдания Стеллы, честно говоря, меня ничуть не тронули, скорее, вызвали смятение и брезгливость. А когда я увидела, что засох маленький кактус, это всерьез меня огорчило.