– Ты куда…
– Замолкни!
Вырываю взглядом, что мы идём по большому холлу второго этажа. Его освещает свет с улицы, проходящий через панорамные окна, за которыми видна большая площадка с мягкими шезлонгами. Вау, вот это дом.
– Думаю, спрашивать, часто ли ты устраиваешь барбекю, будет лишним? – подаю голос, когда Дерик толкает одну из дверей, и мы оказываемся в кромешной тьме.
Он молчит и тащит меня за собой. Да, именно тащит. Мы поднимаемся по узкой винтовой каменной лестнице, и я чуть ли не падаю. Но, спасибо, рыцарь меня держит. Хотя его лошадь… плевать. Крепкая рука Дерика не даёт мне упасть, но зато лёгкие уже горят. Я едва могу поднимать ноги, да и холодно. Я иду босиком, когда он сам в ботинках. Какой джентльмен, однако. Манеры потрясающие.
Задыхаюсь от нехватки кислорода, я уже больше не могу. Тяну Дерика на себя, но он упрямо идёт вперёд. Боже, долго ещё? Я помру прямо здесь.
Наконец-то прохладный воздух врывается в мои лёгкие. Пальцы Дерика разжимаются, и я падаю на колени, пытаясь отдышаться. Даже задница болит. Вот это марш-бросок. Я не люблю физкультуру, думаю, это понятно. У меня нормальное тело от природы, и меня оно устраивает. А вот Инга… она обожает тренажёры и салоны-красоты. Она…
– Пошли, – Дерик рывком поднимает меня на ноги и грубо тащит за собой.
– Боже, вот и конец, – пищу, оказавшись на крыше дома. Нет, это башня. Башня чёртового замка!
– Смотри, – Дерик толкает меня к каменному ограждению.
– Что? – недоумённо спрашиваю, поворачиваясь к нему. Но он, стоя у меня за спиной, довольно жёстко хватает мой подбородок и поворачивает лицом в сторону потрясающей панорамы. Если бы не его поведение, да и, вообще, отношение ко мне, то я бы, действительно, насладилась. А сейчас…
– Мне больно, – скулю, пытаясь вырваться из его рук. Бесполезно.
– Видишь? Вот это всё, ты видишь?
– Не слепая…
– Смотри. Знаешь, как эти люди жили до открытия границ? Знаешь, что они гибли из-за очередного дождя или оползня без возможности укрепить свои дома? Знаешь, что они боялись рожать и убивали своих детей из-за отсутствия нормальных условий для жизни? Знаешь, что такое быть богатым и не суметь помочь своему ребёнку выжить? Знаешь, как эта ужасная страна поднялась на ноги и сколько сил потратила на то, чтобы всё стабилизировалось? Ты знаешь, что такое «отвратительно» на самом деле? Это когда ты, имея на руках золото, алмазы и деньги, не можешь купить лекарства, чтобы выжить! Это, когда ты горбатишься на благо страны, а в итоге получаешь повестку на смертную казнь, потому что недоволен тем, что твоя сестра умирает из-за ошибки неквалифицированных докторов, которые лечат по старинке? Нет, ты ни черта не знаешь. Ты умеешь только критиковать, но совершенно ничего не знаешь, что пришлось вынести этим людям, чтобы сейчас они имели полное право улыбаться и быть довольными своей жизнью, гордиться своей страной и быть преданными нашему Королю.
На меня накатывает горечь. Дерик резко отпускает меня. Щёки болят, но ещё больше мне жаль, что у каждого народа есть печальная история.
– А ты думаешь, что только эти люди страдали? Нет. Мне плевать на ваши политические игры, я смотрю глазами обычного народа, которым сама и являюсь. Думаешь, мы живём хорошо? Нет. Мы живём так, как можем. Думаешь, никто из нас не хотел бы иметь Короля, волнующегося о своих гражданах так, как о своих детях? Не сомневайся, хотел бы. Только если ты возносишь человека, то становишься его рабом, а рабов использовали в самых жутких ситуациях. Если ты боготворишь кого-то, то теряешь собственное «я». И если я высказалась грубо о твоей стране, это не значит, что пренебрежительно отношусь к вашей истории и умаляю заслуги вашего Короля. Да и здесь дело не в этом, а в том, что вы не имеете необходимых знаний и не можете точно понять, кто шпион, а кто нет. А твоя проблема в том, что ты не воспринимаешь критику. Нормальную критику. Ты что, действительно, считаешь, что твой Король постоянно думает об этих людях? Парень, да ты рехнулся, вот что я скажу. Какие бы заслуги ни были у Короля или президента, у них есть множество минусов и проступков, о которых обычные люди не знают, но из-за которых их жизнь ухудшается, и они оплачивают своими слезами, болью и кровью промахи глав своих стран. Так что я не понимаю, откуда у тебя столько агрессии ко мне. Мы разные. И понятия о диктатуре у нас тоже разные. Раз ваш Король так хорош, чего же он боится, что о нём скажут плохо? Разве должны все воспевать его достоинства? Но он запретил говорить о своей семье, верно? Значит, есть что скрывать. Но мне плевать. Я хочу домой, а это чужая страна, и как бы прекрасна она ни была, всё равно остаётся чужой для меня, – замолкаю, переводя дыхание.