Рыдая, она шла по улице, неся на руках малыша и ведя рядом семилетнего сынишку. Царевич услышал её голос и, не выдержав, вырвался из своего заточения и бросился вслед за матерью. Услышав, что сзади кто-то бежит, Мимоза остановилась.
— Мама, мама, не уходи! — умоляюще закричал Царевич. — Там тебя одурманят волшебным порошком! — Услышанные накануне слова глубоко проникли в его душу.
Мимоза плохо помнит, что она ответила ему тогда. Она знает лишь, что не пыталась уговаривать его уйти вместе с ней. Время разговоров кончилось, сейчас ей нужно было только идти. И Царевич пошёл с ней.
Тогда же, подняв руки к небу в немой мольбе, поклонении и безраздельной вере, она отдала своего драгоценного, золотого мальчика, своего четырёхлетнего кроху, с которым до сих пор ни разу не расставалась, под особую защиту своего любящего Бога и Отца — и снова решительно зашагала навстречу далёкому Донавуру.
Путь оказался нелёгким. Накануне перед уходом из деревни они съели всё то немногое, что оставалось у них дома. Мальчики ещё немного поужинали вечером, когда добрались-таки до отцовского порога. Мимоза же так ничего и не ела. Им предстояла тряская поездка в повозке, а потом ещё один долгий переход по жарким пыльным дорогам. Они шагали молча, потому что были слишком измучены для разговоров, но ни разу даже не подумали о том, чтобы повернуть назад.
Через два дня, по восточному обычаю никого не предупреждая о своём прибытии, они добрались до Донавура.
Глава 36
Неужели это Мимоза?
Когда они появились, я была в самом дальнем углу нашей территории. Одна из девочек-помощниц прибежала сообщить мне о прибывших гостях. Помню, как я бежала через площадку для игр, как пухлые ручонки цеплялись за края моей одежды, как плясали и крутились вокруг меня голубые пятна детских сари. Но я не видела никого и ничего. У меня перед глазами стояла хрупкая тоненькая фигурка в малиновом одеянии с оранжевой каймой, сверкающие браслеты и подвески в густой зелёной тени манговых деревьев, храбрые карие глаза, пытающиеся улыбаться сквозь слёзы, и смуглые маленькие ладони, сложенные в прощальном жесте. Двадцать два года исчезли, как двадцать две коротких минуты. Мимоза снова здесь, с нами!
— Где она? — спросила я запыхавшуюся девочку, которая бежала рядом со мной.
— На веранде сестры Прими.
Через минуту я была уже там. Когда я вошла, ко мне повернулся мужчина, и в одно краткое мгновение от него ко мне как будто излились два мощных потока, радости и печали, но печаль накрыла радость и угасила её.
— Слуга Праведности (так его назвали при крещении), неужели это ты?
Стоявшая тут же женщина быстро обернулась на мой голос — усталая и старая, очень старая. Мимоза? Где же Мимоза? Где та девочка в красочном сари и блестящих украшениях, со слезами на глазах? Но в следующую секунду она кинулась ко мне в объятия, как давно потерявшийся ребёнок, которого всё-таки нашли. Слёзы? Конечно, слёзы были — разве можно было удержаться? И сквозь слёзы я наконец-то разглядела её, старую измученную женщину, казавшуюся старше меня на много, много лет.
Рядом с ней стояло трое мальчиков, уставших, но очень учтивых, а на руках у неё крутился младенец, не имевший о вежливости никакого понятия. Внезапно он издал пронзительный, протестующий вопль, гневно требуя внимания. Тогда Мимоза таким памятным мне жестом смахнула с глаз слёзы и успокоила своего малыша. Снова воцарился мир и покой, и мы начали, наконец, знакомиться.
Двое из троих мальчиков оказались её сынишками, а третий, увязавшийся за ними с полдороги, из города, был её племянником, которого все соседи знали как отчаянного сорвиголову и плутишку. Он решил пойти вместе с ними, чтобы, по его собственному выражению, посмотреть, на что это похоже.
Сначала нам показалось, что от юной, растерянной девочки с мягкими карими глазами ничего не осталось. Но постепенно, по мере того, как Мимоза приходила в себя, в её лице медленно, как будто сквозь прозрачную пелену, начало проступать то, что было нам так дорого и знакомо. Нет, нет, это действительно она — её характер, её быстрый ум и это чудесное выражение духовного понимания, которое ещё в детстве так поражало нас в обеих сёстрах. Только в Мимозе всё это было скрыто под сединой и морщинами. Звёздочка была всего на два года старше её, но выглядела на много лет моложе. А ведь четыре раза она была на волосок от смерти! Врачи отказались от неё, но мы продолжали надеться. Мы знали, что она никогда не будет по-настоящему крепкой и здоровой. Ей тоже пришлось немало пострадать, жизнь не была к ней благосклонной. Но рядом с этой измождённой, усталой женщиной Звёздочка выглядела так, как будто все эти годы безмятежно скользила по гладкой реке в роскошной яхте с бархатной обивкой. И только спокойные карие глаза Мимозы свидетельствовали о победе и тихой уверенности: »Нас почитают умершими, но вот, мы живы!"