– Он, конечно же, пойдёт с нами. Можете не сомневаться, ваше величество: сторона Западной Сильвании получила точно такие же указания. Их премьер-министр ждёт вас наверху. Его сопровождают только личный секретарь и адъютант.
– Замечательно. Было бы неприятно, если бы все эти исключительные меры предосторожности предпринимались только в отношении меня.
Брат Грегориус проявлял нетерпение.
– Если великому герцогу будет угодно пройти за мной…
Ступая след в след за монахом, великий герцог в сопровождении своей небольшой свиты направился в сторону монастыря.
«Смолдно» в переводе с древнесильванского языка означает «Очень высоко».
Жаль, что Магнус не знал этого раньше.
Монах шагал быстро. Остальные поспевали за ним, пригнувшись, чтобы укрыться от хлещущих снежных вихрей. Внезапно дорогу преградила отвесная стена. Магнус взглянул наверх и едва не упал: крошечные огоньки размером с булавочную головку мерцали в темноте где-то очень высоко над ними, так высоко, что приходилось запрокидывать голову, чтобы их разглядеть.
Монастырь Смолдно находился на вершине чёрной гранитной глыбы, словно орлиное гнездо, устроенное на головокружительной высоте. Отсюда, снизу, едва можно было различить его строения, плотно укутанные снегом.
В глазах у Магнуса потемнело, пришлось ухватиться за локоть полковника Блица.
– Вам нехорошо? – спросил тот.
– Нет-нет, всё в порядке, – проговорил Магнус голосом, по которому легко было догадаться, что в порядке далеко не всё.
Он уже понял, что сейчас произойдёт: надвигался приступ той самой сонной болезни, которая обрушивалась на него всякий раз, когда он испытывал слишком сильные эмоции. Магнус сорвал с головы меховую шапку – с таким же успехом можно было окунуться в ледяную воду. Кровь прилила к побледневшим щекам, и напряжение в висках немного отпустило.
– Нам что, правда нужно забраться на самый верх?
– Теперь вы понимаете, почему для встречи выбран именно этот монастырь, – сказал полковник. – Здесь обе делегации будут в абсолютной безопасности. Осторожно! – добавил он, помогая Магнусу увернуться от удара.
У них над головами вдруг возникла металлическая клетка, подвешенная на тросе, – похожая на те, которые в давние времена использовали для пыток. На секунду клеть задержалась в воздухе, мрачно раскачиваясь на ветру, а потом с глухим ударом опустилась на землю.
– До недавнего времени монахов поднимали наверх в ивовых корзинах, – сообщил своим странным проржавевшим голосом брат Грегориус. – Таким образом они вверяли свою душу Господу Богу – ну и брату привратнику.
– А наш багаж? – спохватился Магнус в тщетной попытке отсрочить неизбежное.
– Брат привратник следом за вами поднимет и ваши вещи. Поспешим. Не хотелось бы, чтобы великий герцог Сильвании простыл.
– Я готов, поехали! – откликнулся великий герцог. Он дрожал, несмотря на тёплое пальто.
Решили, что сначала поднимутся правитель и полковник Блиц. А Магнус с братом Грегориусом дождутся второго подъёма. Перспектива остаться один на один с этим великаном не доставила Магнусу большой радости; хорошо хотя бы, что не ему первому придётся испытывать древний монастырский подъёмник.
Государь бесстрашно занял своё место в клети. Если ему и было не по себе (как Магнусу), то он не подавал вида, и Магнус искренне им восхищался. Сам он на месте Никласа отрёкся бы от престола и без угрызений совести сдал страну соседнему государству, лишь бы избавиться от необходимости болтаться на тросах, которые раскачивают снежные вихри.
– Поосторожнее там, – не удержавшись, крикнул он вслед правителю.
Но клетка уже исчезла далеко вверху, поглощённая бескрайней чернотой.
Через некоторое время, показавшееся Магнусу вечностью, она вернулась уже пустой.
– Наша очередь, – произнёс брат Грегориус, открывая дверцу.
Магнус был крупного телосложения, монах – ещё больше. Трос может не выдержать их веса. Им пришлось прижаться друг к другу так тесно, что Магнус чувствовал дыхание монаха у себя на шее, и его борода щекотала мальчику щёку.
Клетка, покачиваясь, оторвалась от земли, и Магнус закрыл глаза. Когда он решился снова их открыть, он увидел только просвет посреди леса, в котором стояли нос к носу два поезда, совсем маленькие, будто игрушечные, освещённые танцующими огоньками масляных ламп. У него закружилась голова, и вся кровь отхлынула в большие пальцы ног.
Он судорожно вцепился в прутья решётки – вся клетка, должно быть, ходила ходуном от его дрожи. Если он вернётся домой живым, дядя дорого заплатит за то, что обрёк его на такие муки.