Кто не должен поступить — естественно, не поступали. «В ходе предварительной проверки абитуриентов, поступающих в Литинститут, на отдельных из них были получены компр. материалы. На основании указанных данных абитуриенты В. Романчук, О. Касьянов, О. Алешин, В. Чернобровкин, Г. Осипова были отведены от приема в процессе вступительных экзаменов», — сообщалось в одном из отчетов отдела в 1985 году.{23}
Все то же самое продолжалось и в славные годы перестройки — может быть, лишь масштабы стали чуть меньше. «Короче, июль-август для ребят из третьего отдела были самые жаркие месяцы, но на этом многие делали себе карьеру: папы-мамы умели быть благодарными», — заключил свой рассказ комитетчик.
К числу элитных относился в свое время и отдел, занимавшийся творческой интеллигенцией («сюда подбирались люди исключительно по принципу личной преданности начальству»). И отдел N11, который в доперестроечные времена курировал спорт — «в любой спортивной федерации обязательно есть наш человек, сотрудники включались в состав спортивных делегаций, а загранпоездки — это всегда и товар, и деньги, и все что угодно; в Олимпиаду же этот отдел стал самым блатным». Вот только один пример работы «спортотдела» КГБ: «Отведена от поездки в ГДР в составе спортивной делегации капитан сборной команды по волейболу «Динамо» Маслова И. А., в отношении которой были получены материалы ОТМ (оперативно-технические мероприятия — прослушивание телефона, слежка и т. д. — Е.А.) о ее намерении выйти замуж за иностранца. Маслова была отведена с использованием оперативных возможностей в отделе спортивной медицины ЦС «Динамо». (Это значит, что под «крышей» отдела спортивной медицины работал либо комитетчик, либо — что скорее всего — агент. — Е. А.) Работа по оказанию на Маслову выгодного нам влияния продолжается», — рапортовал оперативник в декабре 1983 года{24}.
В перестроечные времена 11 отдел переквалифицировался на работу по совместным предприятиям (СП) гуманитарной направленности. («Не гуманитарной» направленности СП были сферой компетенции других управлений КГБ. Но об этом пойдет речь в главе «Реалии эпохи гласности».)
Однако были, естественно, в Управлении «Z» и те, кто сами себя называли «рабочими лошадками». Это сотрудники 5 отдела — «организованная преступность и массовые беспорядки», 6 — «террор», 7 — «анонимки». Да, да, по анонимкам работал специальный отдел: считалось, что усилия этих чекистов прежде всего направлены на розыск безымянных авторов террористических угроз, но, как говорят сами комитетчики, анонимки политического характера — особенно в прошлые годы — в корзину отнюдь не выбрасывались. Кстати — совет для не слишком умелых конспираторов: на валике вашей пишущей машинки, используя специальную технику, можно прочесть тексты, которые вы печатали на протяжении как минимум последних двух недель; для уничтожения «следов» валик надо прокипятить.
К «пахарям» мои собеседники из управления относили и аналитиков 10 отдела, и, что любопытно, «националов» — сотрудников отдела межнациональных отношений (отдел N2), трудившихся на ниве, как любило выражаться комитетское руководство, «сепаратистских движений». По моей информации, этот отдел сделал немало для поддержания напряженности между русскоязычным и коренным населением в республиках. Особенно — в Прибалтике. Хотя — знаю — были там и люди, которые подобной политике КГБ пытались противиться. Но, видно, без особого успеха.
Сохранили в Управлении по защите советского конституционного строя и так называемую «израильскую линию» — отдел N8, который в догорбачевскую эпоху упорно боролся с отказниками («антисемитизм — один из родовых признаков КГБ», — говорил мне мой собеседник из Главного разведывательного управления, традиционного соперника Комитета, сотрудников коего в загранучреждениях называли «дальними соседями» — в отличие от чекистов, которые были соседями «ближними», — любопытная, согласитесь, краска в характеристике советских колоний за рубежом). В годы гласности 8 отдел был переименован в отдел «каналов международного обмена» — в фантазии комитетским начальникам нельзя отказать.