– Она была в восторге, поцеловала меня. Она сказала, что я – само совершенство…
– С лестью девушка превзошла даже тебя. Уил, подумай, если Агнесс вошла в состояние эйфории от одного вида твоей… роскошной вещи, как ты выразился, в браке вас ожидает блаженство.
– Но, ваша светлость, вы меня не совсем верно поняли. Я показал Агнесс вашу вещь, что, конечно же, не имел права делать, но она так просила, так просила!
– Это уж слишком! – Тейн отбросил в сторону письмо, подошел к окну, наблюдая за суетящимися слугами во дворе, тем самым, давая камердинеру шанс выжить.
Дверь не слетела с петель, кроме того, послышалось несколько шагов в его направлении.
Тейн не мог представить себе более унизительной картины, чем горничная и камердинер, застывшие ночью у его кровати и неторопливо стягивающие одеяло с обнаженного тела. Пусть даже то, что они увидели, позже назовут роскошной, вызывающей восторг, вещицей!
Он обернулся. Камердинер стоял с вытянутой рукой, сжимая побелевшими пальцами маленькую бархатную коробочку синего цвета. Внутри лежало бриллиантовое кольцо пра-пра-пра.
– Как?
– Ваша светлость, – заметив улыбку графа, Уил воспрянул духом, – мы с графиней верили, что настанет день, когда оно пригодится.
– Говоря о роскошной вещи, ты имел в виду кольцо?
– Да, ваша светлость. А вы о чем подумали?
– Тебе это знать не обязательно, – отмахнулся Тейн.
Граф умел быть благодарным и потому о поцелуях камердинера с горничной в этот день более не вспоминал.
Глава N 12
Гейдж поняла, что должна рассказать графу о миндальных орешках. Быть может, он не сразу заметит разницу между женщиной, которой сделал предложение и с которой обвенчается, но заметит. И что тогда?
Ссылка в одно из имений, презрение, забытье, а если родится ребенок? Разделит судьбу матери? Будущее рисовалось мрачным и чуждым, и всему виной ее обман и пустые надежды. Несколько минут счастья, которые позволила урвать судьба, требовали платы.
Сегодня ночью ей снова снился лорд Сейвудж. Огромный дом, множество гостей, музыка, танцы, смех. Тейн в окружении женщин, все лица, кроме его, стерты. С приближением Гейдж смех усиливается. Она понимает: смеются над ней, но продолжает идти.
Платья женщин мелькают калейдоскопом, одна из них толкает в спину, Гейдж падает на колени, пытается встать, но чьи-то руки надавливают на плечи.
– Тейн, – ей с трудом удается произнести имя вслух – губы не слушаются.
Он смеется с остальными и указывает на дверь.
Второй сон был предысторией первого. Гейдж видит, как в ее комнату заходит высокая темноволосая женщина, придирчиво осматривается, скривив тонкие губы и осуждающе покачав головой, оставляет письмо на трюмо и исчезает.
Гейдж чувствовала такое раздражение, что, не раздумывая, бросила письмо в камин. Рыжие языки пламени отступили, словно не решаясь прикоснуться, но вот один из них вырвался и лизнул бумагу, пробуя на вкус. И в комнате послышался крик.
– Тейн, – с ужасом узнала Гейдж.
И проснулась. Этой ночью она больше не сомкнула глаз и утром выслушала причитания горничной о своей нездоровой бледности.
– О, мисс! – воскликнула Агнесс, помогая одеться. – С этим надо что-то делать! Мы должны постараться скрыть от графа, как вы взволнованны помолвкой.
– Помолвки еще не было, – возразила Гейдж.
– Ну, как же? Все знают, что вчера вечером лорд Сейвудж и лорд Карлейн подписали брачный договор. Все знают, мисс. О помолвке будет объявлено сегодня, граф специально выжидал праздника, чтобы запомнилось, чтобы красивше.
Да уж, запомнится.
Не взирая на уговоры горничной, Гейдж выбрала темно-коричневое платье и попросила собрать волосы в привычный пучок. В отместку ее несколько раз укололи шпилькой, но зато в полном молчании, без навязывания собственного мнения о том, как должна выглядеть леди в такой день.
Обычный траурный день. Помолвки не будет. Ее и лорда Сейвуджа как единого целого тоже не будет. Мелькнула бесстыжая картина двух сплетенных тел поверх простыней, но так как Гейдж понятия не имела, что тела должны делать, они напоминали статую и сожалений не вызвали.
Вранье! Она бы согласилась даже как статуя застыть с лордом Сейвуджем, предварительно обхватив его… ногами… за бедра?
– Мисс, у вас температура?
– С чего ты взяла? – удивилась Гейдж.
– Ваше лицо… Вы сидели такая вся белая и вдруг покрылись красными пятнами. И так вот, как-то быстро, и зрачки… такие огромные. Я позову лорда Сейвуджа!
Горничная проворно бросилась к двери.
– Стоять!
Агнесс с сожалением прервала гонку.
– При чем здесь лорд Сейвудж и мои красные пятна?
– Ну, как же, мисс, как же! Он всегда так волнуется за вас и знает столько рецептов. А вдруг он что-то посоветует и…
– Что? – Гейдж посмотрела на свое отражение в зеркале. Действительно, лицо не белоснежно, как давеча утверждала Агнесс, но жар почти спал. Она припудрилась. Вот. Как ни бывало. – Один раз граф видел меня пья… когда я отравилась глотком бренди, и предполагаю, смотрелась я не лучшим образом, и ты хочешь, чтобы он снова застал меня не при параде? Ты на чьей стороне?
– Сомневаюсь, – буркнула Агнесс, – что хоть раз видела вас при параде.
– Ты что-то сказала?
– Да уж, но можно подумать, что если вы услышали, что я сказала, вы меня послушаете.
Гейдж предпочла ограничиться строгим взглядом, избегая щекотливого и, судя по мрачному настроению горничной, долгого разговора. С каких пор прислуга решает, как должна выглядеть леди?
Зеркало, в котором Гейдж видела два отражения: свое и Агнесс, с правдивой жестокостью ответило: «С тех пор, как леди позволяет себе выглядеть неприметно, безлико, словно она и есть прислуга».
– Протри зеркало, – попросила Гейдж, поднимаясь с пуфа. – Оно какое-то мутное.
– Как будто серовато, да, мисс? – запричитала Агнесс.
– Как будто.
– И такое, нет яркости, да, мисс?
– Вот видишь, – сказала Гейдж, – ты и сама заметила. От чего же не протерла его раньше?
– Сейчас, мисс, сейчас, – Агнесс извлекла из дальнего угла шкафа платье вишневого цвета и подбежала к зеркалу. – Посмотрите, мисс!
Гейдж нехотя подошла, и Агнесс приложила к ней платье.
– А сейчас вот ничего сероватого, правда, мисс? Настоящее чудо. И зеркало и леди в вишневом платье. Они абсолютно другие, правда?
Гейдж вынуждена была признать, что сероватым зеркало выглядело исключительно из-за ее мышиного платья. Переодеться? Она с удовольствием провела рукой по платью, которое держала Агнесс. Излишне кричаще, к тому же, граф подумает, что она так вырядилась из-за него, что хочет произвести впечатление, и все поймет.
И не только он. Остальные гости посчитают ее влюбленной дурочкой, скажут, что стоило графу обратить на эту моль внимание, и она возомнила себя бабочкой.
– Мне пора, – Гейдж проигнорировала возмущенный вздох Агнесс, торопясь оставить за дверью неугомонную горничную и манящее платье.
– Доброе утро, – заглянул Артур, потом сделал вежливый стук в дверь и зашел.
– Утро, – ответила Гейдж. – Просто утро, Артур.
У Гейдж мелькнула мысль рассказать об орешках, но она прошла так же быстро, как и появилась. Артур сделает все, чтобы отговорить от разговора с графом. Он – идеальный союзник, но если играет на другом поле, лучше ему оставаться в неведении.
К тому же, он выглядит таким счастливым, что испортить настроение раньше времени – преступление. Узнает новости, но вместе с другими. В первую очередь Гейдж намеревалась поговорить с графом, и наедине.
– И что, – улыбнулся Артур, – это, как говорится, финиш такого доброго утра?
– Что тебя не устраивает? – не поняла Гейдж. – Постарайся, чтобы твое доброе утро плавно перешло в не менее добрый день, если для тебя он, действительно, добрый.
Она подумала о том, как рассердятся родители, как огорчится Артур, узнав о несостоявшейся помолвке, и добавила:
– А лучше успей насладиться данным моментом.
Артур заметно приуныл.
– В том-то и дело, – признался он, – что пока насладиться нечем.
Так как он смотрел куда-то за ее спину, Гейдж обернулась. Трюмо. Значит, первым будет разговор с Артуром.