Большинство просто молчали, некоторые же вроде собирались что-то сказать, но потом все равно просто закрывали рот. Скорее всего, потому, что ответов на эти вопросы в принципе уже никто дать не мог. И бабуля, и тот, кто ее убил, — оба были мертвы. А мама в таком состоянии, что уже никогда не сможет говорить. Поэтому ответы на свои вопросы я не получу никогда. Тогда я решил, что больше вопросов от меня никто не услышит.
Что было ясно, так это то, что ни мамы, ни бабули больше нет. Бабули — духовно и телесно, от мамы же осталась одна оболочка. Так что кроме меня нет никого, кто бы помнил о том, что они когда-то жили. Потому я и должен был остаться в живых.
Спустя ровно восемь дней после моего дня рождения траурные церемонии закончились и наступил новый год. Новый, семнадцатый год моей жизни. Теперь я остался совсем один. Единственное, что у меня было, — это горы книг в маминой лавке. Всего остального в большинстве своем у меня уже не было. Не было необходимости развешивать бумажные фонарики и блестящие елочные гирлянды. Не надо было заучивать наизусть, в каких ситуациях какую эмоцию проявлять. И причин ехать в центр города, пробиваясь сквозь толпы людей, чтобы отметить свой день рождения, теперь тоже не было.
Часть 2
Я навещал маму в больнице почти каждый день. Она лежала на кровати абсолютно неподвижная, было слышно лишь ее тихое дыхание. Из реанимации ее перевели в палату на шесть человек. Я каждый день садился возле мамы и грелся на солнце, что светило через окно.
Доктор прямо сказал, что шансов на то, что мама когда-нибудь очнется, нет. В сознание она больше не придет и существовать будет только в биологическом смысле слова. Медсестра с невозмутимым выражением лица меняла судно для мочи и кала, после чего мы переворачивали маму в другое положение, чтобы не образовывалось пролежней. Ощущение было такое, словно взваливаешь огромный баул.
Доктор просил меня подумать и определиться, как быть дальше. Я не совсем понял вопрос и переспросил, что он имеет в виду. Врач пояснил, что нужно принять решение, оставлять ли маму здесь, но тогда придется и дальше оплачивать больничные счета, либо же ее переведут в пригородный реабилитационный центр, где все будет обходиться чуть дешевле.
Бабуля была застрахована на случай смерти, и по ее страховке мне полагалась какая-то сумма, так что первое время я мог жить на эти деньги. Только тогда я понял, что это мама позаботилась о страховке на случай, если я вдруг останусь один.
Я пошел в центр муниципальных услуг, чтобы зарегистрировать смерть бабули. Сотрудники центра тихонько цокали языком и отводили взгляд. Через несколько дней ко мне из муниципалитета направили сотрудников социальной опеки. Они проверили состояние дома, в котором я жил, и спросили, не хочу ли я, как несовершеннолетний, переехать в подростковый интернат. Что-то вроде детского приюта. Я попросил время подумать. Но на самом деле думать я и не собирался. Просто мне нужно было время.
В доме теперь стало тихо. За весь день я мог услышать только звук собственного дыхания. На стене все еще висели стикеры, оставленные мамой и бабулей, но что в них толку, если меня все равно некому учить? Так, просто бессмысленная мишура. Как сложится моя жизнь, если я перееду в интернат, было понятно. Непонятно было, что станет с мамой. Не то чтобы я за это особо переживал, просто картинка не вырисовывалась.
Я думал, какой совет в такой ситуации дала бы мне сама мама, но в голову ничего не приходило, а сама она уже ничего не могла подсказать. Я пытался найти ответ, вспоминая ее наставления. И у меня всплыло самое частое: жить по-нормальному.
Делать нечего, пришлось лезть в телефон. На глаза мне попалось приложение «Виртуальный помощник». Как только я его запустил, тут же всплыло диалоговое окно и появился смайлик. Я нерешительно набрал:
Привет.
Едва я нажал на «Отправить», как тут же пришел ответ:
Привет.
Я напечатал:
Как дела?
Хорошо. А у тебя?
У меня тоже.
Это гуд.
Это значит «быть нормальным»?
Значит быть похожим на остальных.
Я ненадолго притих. Потом написал чуть подробнее:
А что значит быть похожим на остальных? Все люди разные, что считать нормой? Что бы сказала мама?