— Если бы ты говорил нормально, его бы успели спасти.
— Да он же дошколенок еще, что он там понимает. — Стоящий рядом полицейский с трудом поднял лежащего ничком мужчину.
Мне было сложно согласиться с упреками лавочника. Я-то как раз говорил нормально: не смеялся, в истерике не бился. Так что понятия не имел, за что он меня ругает. Но в шесть лет словарный запас не очень велик, и сформулировать свой вопрос я бы все равно не смог. Поэтому просто молчал. Но вместо меня на мужика накинулась мама. На некоторое время полицейский участок превратился в поле брани между отцом, потерявшим своего ребенка, и матерью, нашедшей своего.
Вечером того дня я, как обычно, играл с лего. Вообще-то из кубиков нужно было собрать жирафа, но если жирафу загнуть шею, получался слон. Мама внимательно осмотрела меня с ног до головы.
— Сынок, тебе не было страшно?
— Не-а.
Непонятно каким образом, но слухи о том, что я не моргнув глазом смотрел, как человека забивают до смерти, моментально разлетелись по округе. И с тех пор со мной начали постоянно происходить события, которые заставляли маму волноваться.
Как только я пошел в школу, проблемы стали нарастать. Однажды я возвращался с уроков домой, и девчонка, которая шла передо мной, споткнулась о камень и упала. Растянувшись на земле, она загораживала мне проход, поэтому я просто стоял и ждал, когда она поднимется, по ходу дела рассматривая на ее затылке заколки с Микки-Маусом. Но девчонка не вставала, только плакала. Внезапно появилась мама той девочки, поставила ее на ноги, после чего посмотрела на меня и неодобрительно поцокала языком:
— Твоя ж однокашница ушиблась, ты бы хоть спросил, все ли с ней в порядке! Я думала, это просто слухи, но с тобой, оказывается, и в самом деле что-то не так.
Я не нашелся что ответить, поэтому стоял с закрытым ртом. Дети, прознав, что что-то произошло, начали собираться вокруг. У меня в ушах зудел их шепоток. Они вряд ли что-то понимали, просто стали эхом повторять слова той женщины.
На этот раз меня выручила бабуля. Она, как Чудо-женщина, появилась из ниоткуда и словно перышко подняла меня на руки.
— Вы думайте, что говорите! Ну не повезло, споткнулась девчонка, упала, зачем других-то винить?
Ну и про остальных не забыла, прикрикнула на детвору хриплым голосом:
— А вы чего уставились? Развлечение себе нашли, дурачье?
Когда мы достаточно отошли от толпы, я поднял голову и посмотрел на бабулю: губы у нее были обиженно сжаты.
— Ба, а почему люди говорят, что я странный?
Бабуля раскрыла плотно сжатый рот:
— Потому что ты особенный! Люди вообще не любят тех, кто чем-то отличается от них. О-хо-хо, чудовище ж ты мое милое!
Она прижала меня к себе так, что чуть ребра не хрустнули от ее объятий. Бабуля и раньше иногда называла меня чудовищем. Вообще-то слово это уничижительное, вот только ей так не казалось.
По правде говоря, я не сразу понял, почему бабуля подобрала именно это слово для детского прозвища. Чудовища из книжек были не особенно милыми и красивыми. Точнее даже так: то, что в принципе не могло быть милым и красивым, называлось чудовищем. Так почему ж бабуля называла меня милым чудовищем? Позже я узнал значение слова «парадокс», когда соединяются противоположные понятия. Но даже тогда меня сбивало с толку, на каком слове она делала акцент: на «чудовище» или на «милом»? Как бы то ни было, поскольку бабуля сказала, что это она меня так любя называет, я решил ей поверить.
Мама, едва услышав от бабули рассказ о девочке с Микки-Маусами, пустилась в слезы:
— Я же знала, что это начнется… Но не думала, что так рано…
— Перестань! Хочешь попричитать — иди к себе в комнату, закройся и причитай сколько влезет!