Все, включая саму маму, знали, что у нее ужасный почерк, поэтому она скачала в интернете иероглифы, обозначающие семь главных чувств: радость (喜), гнев (怒), грусть (哀), веселье (樂), любовь (愛), ненависть (惡), страсть (慾), и потом распечатала каждый на листе А4. Взглянув на мамины распечатки, бабуля лишь неодобрительно поцокала языком: она считала, что в любое дело нужно вкладывать душу, поэтому хотя и не знала иероглифики, но сама вручную перерисовала все знаки. Иероглифы получились большие, как на плакатах. Мама взяла бабушкины картинки и развесила по всему дому, словно фамильные гербы или талисманы-обереги.
Знак «радость» (喜) висел в прихожей и улыбался мне всякий раз, когда я обувался. Когда я открывал холодильник, видел иероглиф «любовь» (愛). Перед сном меня встречал знак «веселье» (樂), висевший над изголовьем кровати. Особой связи между местом и значением иероглифов не было, хотя знаки типа «гнев», «грусть» или «ненависть» мама чисто из суеверия все разом прикрепила в туалете. С течением времени бумага от сырости разбухала и становилась неровной, а надписи расплывались. Тогда бабуля снова перерисовывала эти иероглифы, чтобы все выглядело должным образом. Возможно, именно поэтому у нее и получалось выписывать их красивой каллиграфией по памяти.
Мама же придумала для меня игру «семь главных чувств». Она предлагала какую-то ситуацию, а я должен был выбрать подходящую к ней эмоцию. Например, если меня угощают какой-то вкусной едой, что я должен ощущать? Правильный ответ: радость и благодарность. А если кто-то делает больно — гнев. В таком вот ключе.
Как-то раз я спросил мать, а какие чувства нужно испытывать, если еда невкусная? Вопрос был неожиданным, и она ненадолго задумалась, прежде чем ответить. Наконец после некоторых колебаний мама сказала, что в первую очередь может возникнуть чувство гнева из-за того, что еда невкусная (до этого мне доводилось несколько раз видеть, как мама ворчала, что в той или иной закусочной еда просто отвратительная). Но потом добавила, что бывают и такие люди, которые радуются или благодарят даже за невкусную еду (это как раз был бабушкин подход, которая всякий раз выговаривала маме, что нужно не жаловаться, а говорить спасибо, что накормили).
Время шло, мой возраст уже нужно было записывать двузначными числами, и мама все чаще уже либо не могла отвечать на мои вопросы прямо, либо долго колебалась, прежде чем ответить. Наконец, чтобы прекратить все последующие уточнения, она просто сказала, что главное — не забывать общую концепцию «семи главных эмоций».
— Вдаваться в детали необязательно, главное — держись основ. Возможно, кто-то и сочтет тебя суховатым, но в целом ты не будешь выделяться из категории «нормальных людей».
По правде говоря, мне было все равно. Подобно тому, как я не различал тонкие нюансы в значении слов, так же для меня не играло никакой роли, нормальный я или нет.
Благодаря маминым стараниям, ее настойчивости и регулярным, практически ежедневным обязательным тренировкам я стал понемногу понимать, как вести себя в школе, чтобы не возникало особых проблем. К четвертому классу у меня уже получалось смешиваться с общей массой учеников, поскольку я в целом следовал маминому наказу «не высовываться». В большинстве случаев для этого достаточно было просто молчать. Оказалось, что молчание и вправду золото. Если ты молчишь, когда следовало бы злиться, это воспринимается как выдержка. Если ты молчишь, когда можно бы и посмеяться, — как серьезность, а если молчишь, когда надо плакать, — как сила воли. Вместо проявления эмоций у меня с губ по привычке слетали лишь «спасибо» или «извините». Это были два волшебных слова, которые помогали выходить из множества затруднительных ситуаций. В этом особой сложности не было: как будто тебе дают тысячу вон, а ты двести или триста даешь на сдачу.
Сложности начинались, когда тысячу вон нужно было давать мне. Ну в том смысле, когда мне первому нужно было сформулировать, чего я хочу или что мне нравится. На это требовались дополнительные усилия, ведь мне нужно заплатить, а я не знаю ни что хочу купить, ни почем. Это все равно как на тихом безмятежном озере самому волны разгонять.
Допустим, если я видел, что кто-то ест чокопай, то должен был сказать: «Я тоже хочу, дашь один?», хотя на самом деле мне его вообще не хотелось. Когда кто-то стукал меня мимоходом или когда не сдерживал обещания, нужно было в ответ спросить: «Да как же так?» После чего расплакаться, сжав кулаки от обиды.