– Вот как?! – удивилась Мирослава. – А как же его бизнес?
– Это совсем другое дело. В бизнесе, хоть он и похож на море со штормами и переполнен всякими подвохами, всё-таки имеются свои правила, типа навигационных карт…
– Значит, он не любит непросчитанного риска?
– И согласись, никакого резона убивать Четверткова у Прокофия не было. Ну, не со злости же от того, что Четвертков ввалился к нему непрошеным гостем? Ведь Оксана выходит замуж за Прокофия. Зачем же ему убивать брошенного любовника?
– И то верно. Значит, Оксана бросила Четверткова до знакомства с Прокофием?
– Да, это и коллеги Арефьевой подтвердили, и босс её.
– Они были знакомы с Четвертковым?
– Нет, видели мельком, ну и слухи, как всегда…
– Понятно… А где Оксана познакомилась с Геликановым?
– Так на вечеринке у босса и познакомилась. Иван Разумовский – хозяин фирмы, где работает Оксана, давний друг Прокофия.
– А может этот Иван чего-то недоговаривать?
Шура пожал плечами:
– А смысл?
Пушистый чёрный кот по кличке Дон спрыгнул с плетёного кресла, потянулся, сладко зевнул, подошёл к Морису, потёрся головой о его ноги, потом потрогал его лапкой, а после того, как Миндаугас ласково погладил его, запрыгнул к нему на колени и громко замурчал.
– И за что тебя любят коты? – проворчал Наполеонов, покосился на Мирославу, добавил: – И женщины…
Морис ничего не ответил, продолжая нежно гладить мурлычащего кота.
– Шура, а ты спросил у Геликанова, как в квартиру Четверткова попали его визитки?
– Спросил, а толку! Он представления об этом не имеет. Про фотки я ему говорить не стал. Ясное дело, что Четвертков следил за ними, стараясь не попадаться парочке на глаза.
– Сам?
– Что ты имеешь в виду?
– Ты думаешь, он следил сам или кого-то нанял?
– Интересный вопрос…
– Я бы на твоём месте показала фотки Четверткова соседям Геликанова, старушкам во дворе. Вдруг кто-то видел его там раньше.
– Хорошая идея, постараюсь выяснить.
– А у Прокофия до Оксаны была девушка? – неожиданно спросил Морис.
– Если и была, то что? – удивился Шура.
– Она могла бы охарактеризовать его…
Шура усмехнулся:
– Брошенная женщина только чёрными красками рисует изменщика.
– А с чего ты взял, что он изменщик? – удивилась Мирослава. – Может, он с прежней пассией расстался задолго до Оксаны. Может даже, не он её оставил, а она его.
– Ага, по обоюдному согласию, – усмехнулся Шура, – современные девицы бизнесменами не кидаются, – добавил он назидательно.
– Много ты знаешь о современных девушках, – не согласилась Мирослава, – вот наша Люся два месяца назад банкира бросила.
– Люся – это отдельный разговор, – хмыкнул Шура.
– А вы, Мирослава, смогли бы бросить банкира? – неожиданно спросил Морис.
– Нет, не смогла бы, – уверенно заявил Шура.
– Да? – грустно спросил Миндаугас.
– Без сомнения! – пылко заверил его Наполеонов и добавил, сжалившись над поникшим парнем: – Потому что она бы с ним изначально встречаться не стала.
– Вот как? – искренне удивился Морис.
– Ты всё ещё не заметил, что Мирослава у нас девушка самостоятельная и граждане с туго набитыми кошельками и мачо могут отдыхать. Они годятся разве что на роль клиентов.
Морис не подал виду, что подобная характеристика его работодательницы пришлась ему по душе.
– А Люся? – спросил он лениво.
– А Люся у нас экспериментатор, она изучает все виды мужского пола, встречающиеся на её пути, а потом уже совершает естественный отбор, – расхохотался Наполеонов.
Мирослава, лукаво улыбнувшись, спросила:
– Шура, ты не боишься, что Люсе твои рассуждения не понравятся?
– А кто ей о них расскажет? – прикинувшись наивным, поинтересовался Шура.
– Ты прав, никто. Вернёмся к Геликанову. Ведь Морис прав, неплохо было бы узнать о девушке Геликанова. Возможно, их было несколько.
– Возможно, – согласился Шура, – вот ты сама и займись этим.
– Нет, – сказала Мирослава, – для начала ты поинтересуешься личной жизнью Геликанова в ходе допроса.
– Думаешь, он охотно раскроет мне свою душу?
– Охотно, неохотно, не имеет значения. Ты следователь, подбирай ключи.
– Ладно, ладно, – согласился Шура.
Мирослава встала и скрылась в доме, но вскоре вернулась с гитарой.
– Спой Шурочка, а то соловей умолк.
Шура ломаться не стал, взял гитару из рук подруги, пробежал пальцами по струнам, настраивая себя и инструмент. Вскоре его приятный баритон свободно полился, волнуя тишину приблизившейся ночи: