Когда Маркусу и его сестре исполнилось двенадцать и одиннадцать лет соответственно, их родители развелись, и отец переехал. Дом оказался слишком просторным и дорогим для троих, и дети вместе с Ритвой перебрались в квартиру. С отцом они общались все реже и реже. Развод потряс всю их семью, но тяжелее всех его переживала сестра Маркуса, Анна.
Все началось с невинного подросткового бунта. Анна нашла себе новых друзей, стала укладывать волосы в огромный ирокез. К ее образу постепенно добавились и другие привычные панковские атрибуты: кожаная куртка с шипами, пирсинг и черный макияж глаз. Иногда она рисовала заостренные стрелки до самых висков. Анна все реже появлялась в школе и дома, и дело доходило до ужасных ссор. Маркус и его сестра хорошо помнят, как в какой-то момент она даже вышибла дверь в квартиру. Однажды Анна, прекрасно знавшая главную слабость брата, обозвала его «компьютерным ботаном». Тот не остался в долгу и окрестил ее «панковской шлюхой».
– Я всегда старалась вмешиваться. Тогда казалось, что пережить это и не сойти с ума – уже счастье, – вспоминает Ритва.
Через некоторое время Маркус обнаружил, что подростковый бунт Анны принял серьезный оборот. Он пробрался в ее комнату и как будто попал в другой мир. Там Маркус обнаружил кожаную куртку, зеленый спрей для волос, а еще записи песен с текстами, которые ужаснули бы любого родителя. На одной из стен криво висел британский флаг, под потолком в петле вокруг шеи покачивался старенький плюшевый медвежонок, а на неубранной кровати валялся аэрозоль с носиком и этикеткой с надписью «бутан» – Анна даже не потрудилась его спрятать. Бутан, использовавшийся для заправки зажигалок, достать было нетрудно, и подростки часто его вдыхали, ловя быстрый кайф.
Маркус был в шоке. И дело тут было не в том, что его сестра принимала наркотики (в конце концов, он и сам был подростком, а потому был в курсе их существования). Гораздо сильнее его поразил выбор вещества. В школе болтали о наркотическом угаре по выходным, но что веселого в том, чтобы вдыхать жидкость для зажигалок? Эффект походил на долгую задержку дыхания, вот только вреда приносил гораздо больше. Как такое может нравиться? Маркусу казалось, что подобный наркотик принимать глупо и бессмысленно, и он попытался сообщить это сестре.
Но это не сработало. Анна кричала, защищалась, обвиняла Маркуса в том, что он рылся в ее вещах. А еще упрямо отрицала, что это ее бутан и что она вообще его принимала. Конечно, Анна уже какое-то время была совершенно неуправляемой. Ритва была не в восторге от черной одежды, шипов и панк-рока. Кроме того, интерес дочери к пирсингу перешел в увлечение шрамированием (разновидность татуировок, которые вырезаются на коже без использования чернил). Но бутан стал последней каплей. Ритва понимала, что теряет контроль над ситуацией, а потому обратилась за профессиональной помощью к социальным службам.
Маркус справлялся с этим хаосом в своей манере: замыкаясь в себе. Те, кто общался с семьей Перссонов достаточно близко, не могли припомнить, чтобы он делал что-то еще, кроме как просиживал все время за монитором. Даже сегодня Маркус говорит о компьютере, коде и программировании как о чем-то сокровенном – святилище, где можно остаться наедине со своими мыслями.
Чтобы глубже разобраться причинах поведения Анны, стоит рассказать историю ее отца. У Биргера была зависимость. До рождения детей в его жизни всегда присутствовали наркотики (в основном амфетамины). Однако все детство Анны и Маркуса он воздерживался от вредных привычек. Почти сразу после развода Биргер взялся за старое. Вскоре он покинул Стокгольм и перебрался в небольшой домишко в деревне. Чтобы увидеться с детьми, приходилось долго добираться на поезде до города.
Биргер все сильнее отдалялся от своей семьи. А Ритва старалась избегать контактов с ним. Однажды семья Перссонов узнала, что его арестовали. Им сообщили, что Биргер был замешан в какой-то краже со взломом. Затем его отправили в тюрьму.
Сегодня никто из членов семьи уже не может вспомнить подробности судебного процесса или назвать точные обвинения. Они порвали с Биргером окончательно. Даже Маркус, по его словам, «вычеркнул» отца из своей жизни. По окончании тюремного срока в доме Перссонов раздался звонок. Из телефонной трубки Маркус услышал знакомый голос – отец сообщил, что он освободился.
– И что? – ответил Маркус. – Хочешь, чтобы я тебя пожалел?
В подростковом возрасте службы в городской церкви стали не столь значимыми для Маркуса. Теперь в то, что бог за ним присматривает, верилось с трудом. Это откровение пришло не через самоанализ или переоценку ценностей, а скорее с логикой программиста, который сам решает, во что верить разумно, а во что – нет. Маркус не утратил веру, а всего лишь заменил ее логикой.