Она приказала Эли и Максу слезть с дерева и проверила, не ранены ли они – чем больше она уверялась в том, что они невредимы, тем суровее становился осмотр.
Удовлетворенная результатом, она отступила на шаг и вытянула руки.
– Луки, – потребовала она. Они безмолвно отдали их ей. Макс скосил глаза на Элисон: ее глаза расширились от страха, и он задумался, не выглядит ли так же и сам.
– Кирки! – скомандовала мама, и он, неохотно вытащив свою, отдал ее. Он ведь толком и поработать ей не успел, и вот ее забрали. Просто на тот случай, если у них остались еще инструменты, мама Макса открыла их рюкзаки. Отобрала их лопаты, факелы, все, что они успели намайнить, и дерево, которое Элисон собрала, пока они сидели на дереве.
– Откуда у вас эти инструменты? – строго спросила она. Дети переглянулись, Элисон легонько покачала головой. Нужно было врать.
Он пожал плечами и ответил первое, что пришло в голову.
– Нашли. В лесу.
– В заброшенной хижине, – добавила Элисон, когда мама Макса бросила на него недоверчивый взгляд.
Макс тут же вздрогнул. Не стоило Элисон этого говорить. Его мама знала кое-кого из тех, кто недавно оставил после себя заброшенную хижину – и она бы не обрадовалась, подумай она, что Макс там околачивается.
Мама Макса, шумно дыша, переводила взгляд с одного на другого, и Элисон даже отступила от нее на шаг.
– Не в той хижине, мам, – заверил Макс, не обращая внимания на сбитую с толку Элисон. – Эта неподалеку от овечьего загона Эли.
Мама Макса прижала ладонь к лицу и тяжело вздохнула, с усталостью потирая лоб.
– Идите в дом. В комнату Макса, оба. Элисон, я не хочу, чтобы ты возвращалась в башню, пока я уверюсь, что в ней нет других инструментов.
Найдет ли она дверь, которую скрафтила Элисон? Они с Максом с ужасом переглянулись. Мама была строителем: может, она и не могла без труда пересчитать слоняющихся по округе овец или поймать сбежавшее животное, но архитектуру она знала. Если она найдет дверь в их секретную мастерскую, все будет кончено.
Они еле заметно кивнули ей и побежали к дому.
Элисон и Макс стояли у окна и смотрели, как мама Макса расставляет в саду факелы и начинает копать траншею, чтобы остановить вялый поток лавы.
– Все плохо, а когда она найдет нашу мастерскую, станет еще хуже, – сказал Макс.
– Скоро вернусь, – шепнула Элисон, а затем выбежала из комнаты.
Макс остался у окна, надеясь, что Элисон, что бы она ни задумала, справится с этим быстро. Не стоит нарушать наказы матери, когда и так схлопотал наказание за то, что уже их нарушил. Это запустит цикл наказаний, который запрет его в комнате лет до тридцати.
Он смотрел, как работает мама, и чувствовал целую смесь негодования из-за того, что она все отобрала, и вины – из-за того, что он явно дал ей для этого серьезный повод.
– Заблокировала дверь, – тяжело дыша, произнесла ввалившаяся в спальню Эли. – Скорее всего, она ее не найдет – если только не начнет копать стену.
– Она архитектор, – ответил Макс, понимая, что они поменялись ролями: Элисон сказала какую-то глупость, а он трезво указал на очевидное. – Думаешь, я не пробовал раньше прятать вещи в стенах?
– И что, будем спокойно ждать, пока твоя мама нас не выгонит? – спросила Элисон, вставая рядом с ним у окна. Солнце садилось, траншея удлинялась, а за кругом света начинали завывать мобы. Маму Макса они, кажется, ничуть не беспокоили, и Макс знал, что если у кого-то хватит глупости сейчас на нее напасть, его сметет волной ее гнева.
– Мы будем ждать – но я не знаю, чего, – ответил он. – Я никогда не видел ее такой рассерженной. Когда я чуть не утонул, она хотя бы беспокоилась обо мне. А сейчас просто рассержена. Может быть, надо было позволить одному из скелетов в меня попасть.
Элисон бросила на него сердитый взгляд, и Макс почувствовал облегчение от того, что все вернулось на свои места, и это он снова говорил странности.
– Наверное, мы ничего не можем поделать, пока она не скажет, как собирается нас наказать, – предположила Элисон.
– Все-то ты по правилам делаешь, – сказал Макс, шлепнувшись на кровать. – Следуешь им, как одна из твоих овец.
Она смерила его тяжелым взглядом.
– Ты, видимо, ничего не знаешь об овцах. Они не слушают никого, кроме вожака. Не быть тебе пастухом.
– Что за вожак? – спросил он нахмурившись.
– Баран, за которым идут все овцы. Обычно самый старший в стаде.
– О, – откликнулся он. – А как овцы противятся вожаку?
– Тебе меня в это не втянуть, – нетерпеливо отрезала она. – Мы не можем противиться тому, чего не знаем. Ты решишь сбежать из дома, подумав, будто она тебя выгонит, а она всего-то заставит тебя заново высадить тыквы.