– Кто ответственен за это безобразие? – бранился Мартин, размахивая в воздухе копией работы «Еврейский Национал-Социализм»! – Мы должны вооружиться и убить тех, кто распространяет эту наглую ложь!
– Майн фюрер, – прошептал Дэйв Браун, – до того как мы убьем этих подонков, мы сначала должны узнать кто они такие.
– Я, блядь, знаю, кто это, – грозился Смит, – поэтому перестань доставать меня деталями! На колени, мужик! Я хочу, чтобы ты проглотил меня целиком!
Дэйва долго уговаривать не пришлось. В этой жизни он любил всего две вещи – свою Родину, и сосать хуй. Браун расстегнул ширинку и вынул амурный мускул вождя. Он потеребил любовный отросток, с удовлетворением наблюдая, как тот разбух в полную длину. Потом Дэйв провел языком вдоль и игриво прикусил кончик зубами.
– Как только я захвачу контроль над страной, – гнал Мартин, – я организую команду подростков-телохранителей. Они будут моим мотоциклетным эскортом, когда в машине с открытым верхом я буду въезжать в Вестминстер. Толпы будут ликовать, а я буду ерошить волосы физически безупречного экземпляра арийского мужчины, сидящего рядом со мной.
Браун не ответил, он был слишком занят работой с членом Смита. В любом случае его фантазии сильно отличались от помпезных видений друга. Дэйв представлял себе, что он находится на доисторических грязевых равнинах. Дэйв был первой амфибией, встретившей своего партнера в жиже, которая еще не была сушей, но уже не являлась морской лагуной. Перед ним лежала терра инкогнито – мир, который предстояло завоевать для ебли и созданного ею потомства. Долгие мили болот, пригодных для колонизации теми, кто вышел из моря и ищет свое место под солнцем. Амфибия проложит дорогу, ведущую прямо к будущей сексуальной культуре. Обмен жидкостью будет продолжаться вечно, потому что он создан для удовлетворения потребностей возбужденной мужской плоти, возникшей за миллионы лет до начала истории.
– О, детка, детка! – распалялся Мартин. – Давай, давай!
Потом будущий фюрер замолчал, он только стонал и хрипел, потому что в недрах его тела собирались и разбирались генетические коды миллионнолетней давности. Всесильная ДНК захватила контроль над кортексом головного мозга Смита, в то время как эндорфины парализовали его мозги. Браун почувствовал во рту предшествующий эякуляции привкус, и тут генетическое богатство Мартина начало фонтанировать прямо в рот хуесосу. Дэйв проглотил сперму, которая была для него на вкус слаще нектара. Смит сжимал и разжимал кулаки. Он чувствовал себя Новым Человеком, он переродился! Постепенно спазмы наслаждения утихли, и двое мужчин повалились на пол, где упали друг другу в объятия. На несколько минут можно было забыть о ждавшей их работе по перестройке нацистского движения после удара, нанесенного анонимным автором работы «Еврейский Национал-Социализм»! Они хранили свою связь в глубокой тайне, потому что, будучи нацистскими ублюдками, оба считали ее «любовью, которая не смеет произнести своего имени».
Как только захлопнулись двери тюрьмы, Быстрого Ника Картера вытащили из «Черной Марии» и в наручниках, защелкнутых за спиной, отвели к начальнику тюрьмы. Картера встретил человек, которому было лет пятьдесят с хвостиком, и характер которого был серьезно испорчен жизнью, проведенной на службе в тюрьме, а так же верой в Христа. Когда Ника втащили в комнату, начальственный мудак сидел, склонившись над какими-то бумагами. Несколько минут царило молчание. Наконец, начальник оторвал взгляд от стола и заговорил с Картером.
– Так вот, – провозгласил начальственный мудак, – я, – начальник Уильямс и пока ты здесь, ты должен вести себя соответствующим образом. Суд еще не постановил, что ты в чем-либо виновен, но то, что ты получишь пожизненное заключение – это лишь вопрос времени, поэтому не выпрашивай у меня никаких поблажек.
– Ах, вот как! – воскликнул Картер. – Я устал и хочу лечь спать.
– У тебя дурной характер, террорист! – резко выкрикнул Уильямс, поднимаясь из-за стола.
Два кретина, удерживавшие Картера, вцепились в него еще сильнее. Начальник сжал кулак и через мгновение ударил им в живот нигилиста. Если бы два ублюдка не держали Картера прямо, то он сложился бы от боли пополам. Избиение продолжалось до тех пор, пока Уильямс не запыхался. Начальника настолько разозлили слова Картера, что он перенапрягся и теперь с трудом переводил дыхание.
Державшие Картера надзиратели наступили ему на ноги, швырнули его к стене и принялись бить заключенного по голове. После того как Ник сполз на пол, они его хорошенько отпинали. В конце концов, он отключился. Когда же Быстрый Ник очнулся, то оказался на кровати в маленькой камере. Нигилист вытянулся во всю длину на тощем матрасе. Все его тело было покрыто синяками, и шевелиться было больно. Тем не менее, перекинув ноги через край кровати, Картер с трудом поднялся. Сквозь зарешеченное окно Ник видел площадку для прогулок несколько этажами ниже.
Делать было нечего, поэтому Картер опять лег на кровать. Если бы у него были бумага и ручка, то нигилист начал бы работу над своей автобиографией. Несмотря на некоторые особенности своего возвращения в Лондоне, сам факт пребывания здесь излечил его от писательской болезни. В его жизни было много того, о чем он хотел бы написать. Раннее детство нигилиста не представляло особенного интереса; настоящая жизнь началась только после полового созревания. К тому времени он уже всерьез воровал, дрался и вандальничал. Первый том мемуаров поведает о его дерзком поведении в возрасте с двенадцати до шестнадцати лет, когда он впервые дал выход своему гневу на богатых мерзавцев, эксплуатировавших его. Он напишет книгу языком школьника, она будет жестокой и живой. Прямых ссылок на конкретную идеологию не будет, вместо этого много насилия и длинные пассажи против богатых. Таким образом, для рядового читателя станет неожиданным содержание следующего тома, в котором будет рассказано о том, как Ник окунулся в политическую деятельность Фронта Освобождения Голубых.
Приверженность Ника к голубому активизму постепенно переросла в преданность делу анархизма. Он провел Классовую Справедливость через исторический период, и как только этот период закончился, нигилист решил, что ему больше нравиться трахать телок. Но теперь он был в тюряге, по всей вероятности, и у него опять регулярно будут одни парни. Мужчины или женщины, это не играло никакой роли. Нику просто нравилось тереть свой любовный джойстик о стенки из человеческого мяса.
Майк Армилус поддерживал самый минимальный контакт с рядовым членами Союза Нигилистов. Сортирный Рулон Бэйтс организовывал текущую работу со сторонниками движения. Армилуса же видели только на торжественных церемониях или когда он вел войска в бой во время важнейших уличных столкновений. Это был мистический лидер, вдохновлявший на фанатическое поклонение двести платящих взносы членов его организации. Встретиться с Армилусом было привилегией, и потому Майк поддерживал тщательно продуманную дистанцию между собой и большинством членов организации.
Открытые митинги давали возможность разыграть пышное зрелище, красочное и драматичное. Проводимый в маленьком зале около станции метро Бетнал-Грин «Восточно-Лондонский Митинг Анархо-Нигилистской Солидарности» не был исключением. Сцена была задрапирована черными флагами и штандартами движений, а стены – заклеены плакатами. Несколько членов Союза уже выступили, и, перед тем как Армилус выйдет на трибуну для последней за этот вечер речи, Сортирный Рулон проводил аукцион наоборот.
– Давайте, давайте, – призывал Бэйтс. – Все вы знаете, что для того, чтобы завалить государство требуется много денег, поэтому кто из вас на это дело пожертвует сто тугриков?