– Времена меняются, – Майк просто излучал убежденность, – и тебе, Ник, надо меняться вместе с ними. Сейчас ты в говне, мы должны тебя оттуда вытащить и дать тебе такую роль, в которой правительство тебя не посмеет тронуть. Революция – это лучший способ с честью выйти из сложной ситуации. Даже если нам не удастся свергнуть государство, то мы сможем неплохо заработать на продаже литературы и сборе пожертвований. Бог ты мой, этот терракт у кенотафа даст нам нескончаемую засветку в средствах массовой информации, люди засыплют нас деньгами и будут мечтать о том, как бы примкнуть к нашему движению. Как только у нас будет все на мази и достаточно бабок, ты поедешь за границу, и будешь редактировать газету оттуда, оставаясь в безопасности.
– Право, не знаю, – пробормотал Ник.
– Да ладно! – Армилус был в восторге. – Ты должен думать о будущем. Это для тебя самый легкий способ сделать деньги, а деньги – это то, что тебе необходимо, если ты собираешься несколько лет пробыть в бегах. Взгляни на все следующим образом: ты позаботишься о себе и одновременно поможешь делу революции. Маркс всегда говорил, что, будучи первой индустриальной державой, Англия является наиболее вероятным местом для начала мировой революции.
– Не знаю, – вяло повторил Картер.
– Ты же сам знаешь, что все мною сказанное вполне логично, – настаивал Майк. – Лондон – это микрокосмос всего мира. Юг беден, Восток сильно индустриализован, а Запад богат.
– А как же получилось, что ты живешь на Юге, если он беден? – захотел знать Ник.
– Я здесь родился, – гордо заявил Армилус.
– Да ты, блядь, с ума сошел, – пробормотал Ник.
– А что? – вскипел Майк.
– Ничего, – ответил Картер.
– Ну, что скажешь на мое предложение? – настаивал Армилус. – Поведешь в бой возрожденную Классовую Справедливость?
– Ну, предположим, – согласился Ник.
Картеру было очевидно, что если он не позволит сделать себя противником Стива Драммонда, ему придется искать другое убежище. И, возможно, предложение Майка было не таким уж и плохим, потому что давало ему шанс отомстить Драммонду за развал остатков Классовой Справедливости. Картеру не улыбалась мысль, что его бывший подчиненный теперь извлекает выгоду из того, что Ника подставила кучка фашистов и сделала козлом отпущения.
Ник решил, что никогда не поздно изменить свое решение, а объединение с Армилусом, даст ему, по крайней мере, время, чтобы убедить кого-нибудь другого предоставить ему приют.
Два
Сортирный Рулон Бэйтс устал слушать ту брехню и бредятину, которую нес Сапог Хьютон. Бэйтса не волновали ужасы смешанных браков или то, что еврократы задумали извести под корень англосаксонскую расу. Любой слушатель в аудитории, не являвшийся преданным последователем нацистского культа, принял бы оратора за маньяка.
– Не в обычаях нашего движения, – завершил Сапог, – ставить под сомнение решения своего вождя. Нам неинтересны бесцельные дебаты, наша задача – это спасение Белой Расы. Тем не менее, я неформально поговорю кое с кем из вас, перед тем как покинуть этот зал. Собрание объявляется закрытым.
– Хайль, Хьютон, Хайль, Хьютон! – заорали верные партийцы, и в ответ Сапог поднял правую руку в римском салюте и щелкнул каблуками.
Большинство из тридцати присутствующих все еще выкрикивали здравицы своему вождю, пока тот спускался с подиума. Хьютон считал, что его жизненное призвание делало необходимым поддерживать некоторую дистанцию между собой и уличными активистами Англо-Саксонского Движения, и поэтому нечасто давал поклонникам возможности лично пообщаться с «великим человеком».
– Мне было очень любопытно прослушать ваше выступление на тему духовных аспектов Национальной Революции, – забубнил какой-то последователь, – и я хотел спросить вас, не дадите ли вы мне совет по личному вопросу.
– Конечно, – напыщенно отвечал Сапог. – Моя квалификация позволяет мне обсуждать какие угодно вопросы и, вне всякого сомнения, мой совет будет в тысячу раз полезнее совета какого-то коммунистического иудейско-либерального мудака.
– Дело в том, – выдохнул лизоблюд, – что моя девушка принадлежит к Церкви Адольфа Гитлера, и она оказывает на меня давление в том смысле, чтобы я присоединился к Чингиз И. Гунну. Вы считаете, что я должен присоединиться к конгрегации?
– Я буду с тобой совершенно откровенен, – начал вещать Хьютон. – Я думаю, что тебе надо найти новую девушку. Церковь Адольфа Гитлера это совсем не то, что доктор прописал. Я все еще жду ответа на мое предложение о слиянии наших организаций, чтобы все последователи Чингиза перешли под мое руководство. Англо-Саксонское Движение – это больше, чем политическая партия, это стиль жизни, который означает, что верные кадры найдут как духовное, так и политическое удовлетворение в абсолютной приверженности нашему делу.
– Я думаю, что Церковь Адольфа Гитлера такие же сумасшедшие, как и Белое Семя Христово, – встрял член почетного караула Хьютона.
– Нет, – настаивал Сапог, – ты все неправильно понял. Наше единственное расхождение с Чингиз И. Гунном заключается в том, что он не способен признать мое лидерство. Политически у нас понимание. С другой стороны, Нарцисс Брук и его Белое Семя Христово – сборище сектантских фанатиков, которые разжигают ненависть среди арийских братьев. Церковь Адольфа Гитлера это выражение настоящей Подлинной Веры, которое признает двенадцать наций Европы в качестве двенадцати потерянных колен Израилевых. Брук считает, что только британцы являются настоящими израильтянами, он шовинист, выступающий против белой солидарности и божественной власти нашего спасителя Адольфа Гитлера, поздно рожденного Дитя Света.
– Ты прав, командир, – смиренно признал штурмовик, – и я благодарю Адольфа Гитлера за то, что у меня есть великий вождь, который всегда меня поправит, когда я ошибаюсь в вопросах доктрины.
– Хайль, Хьютон! Хайль, Хьютон! – в унисон тупо проскандировали собравшиеся «правоверные» и вновь взметнули руки в воздух в римском салюте.
– А я хочу знать, – вставил Сортирный Рулон, – о вашей политике в вопросе безработицы.
– Правительство Англо-Саксонского Движения обеспечит работой всех, – гнал Сапог. – Отлынивающие от работы будут излечены от своей болезни в лагерях, где их загонят назад в свободу беспощадной программой насильственного труда. Кто не работает, тот не ест!
– А я? – потребовал Сортирный Рулон. – Я умираю без работы, но меня внесли в черный список, и теперь меня никто не нанимает. Чем вы можете мне помочь?
– Мы найдем тебе работу, – настаивал Хьютон. – Труд облагораживает человека, и если коммунистические профсоюзы внесли тебя в черный список, как это уже в прошлом случалось со многими нашими товарищами, то мы найдем тебе работу на фабрике, которую они не контролируют.
– В черный список меня внесла блядская Индустриальная Лига! – застонал Бэйтс. – Давайте соберем толпу штурманем их офис!
– Этого делать нельзя! – затараторил Сапог. – Индустриальная Лига – прекрасная патриотическая организация. Ты не понимаешь, нам надо бороться с банкирами и красными, и тогда каждый человек, который заслуживает работу, будет в состоянии ее найти.
– Да я, блядь, тебе правду говорю, что Индустриальная Лига – это враг рабочего человека! – взвыл Бэйтс. – А мне приятель показал вашу газету, сказал, что вы безработным помогаете!
– Ты – марионетка в руках недочеловеков, ты – кукла в руках низших рас! – завизжал Хьютон. – Почетный караул, преподайте этому человеку урок, избейте его до потери сознания и потом сделайте так, чтобы я его больше не видел!
Сильные руки схватили Бэйтса. Несколько раз ударили в лицо. Нацистский жлоб резко пнул его в живот. Кровь брызнула где-то в недрах Бэйтсова брюха, и струйкой выплеснулась через рот. Бэйтса повалили на пол и через несколько секунд десяток сапог уже выбивали чечетку на его тяжелом теле. Сортирного Рулона, с двух сторон заломив ему руки за спину, вытащили из зала в полубессознательном состоянии и выкинули в переулок.