— А дело о наезде, в котором вас обвиняли? Вы тогда так скулили по телефону.
— Грир сдержал слово. Когда он узнал всю историю, ему уже ничего не оставалось, кроме как принять мою версию инцидента с Толваром. Так что он «позабыл» про то обвинение. — Я свирепо посмотрел на Фрэн. — Но я никогда не скулил по телефону.
— Значит, телефон был неисправен, — лениво ответила Фрэн.
— Ладно, а откуда такой интерес к делу Хьюстона?
Она бросила на письменный стол перед моим носом газету.
«Сегодня ночью Хьюстон умрет!» — было крупно напечатано на первой полосе.
Я прочел начало статьи, в которой кратко описывался процесс. Единственная новость сводилась к тому, что Хьюстон должен сесть на электрический стул сегодня в полночь.
— Это не помешает мне спать, — заметил я.
— Чтобы помешать вам спать, нужна блондинка с объемом груди тридцать восемь дюймов, — презрительно бросила Фрэн.
— Вы — рыжая, — сказал я, критически взглянув на нее. — И на вас свободная блузка, поэтому мне трудно определить, но я готов поклясться, что у вас объем не более тридцати семи с половиной. — Я встал и обошел письменный стол, чтобы приблизиться к Фрэн. — Знаете, что мы сделаем? Снимайте вашу блузку, и мы измерим, только не дышите так глубоко!
Ее серо-зеленые глаза внезапно потемнели.
— Нет, не надо! — сказала она и со скоростью света выскочила за дверь.
Я сел на свое место, закурил сигарету и стал просматривать другие газеты. Везде крупными буквами сообщалось о Хьюстоне. Он был новостью дня.
Зазвонил телефон, и я снял трубку.
— Мистер Бойд? — спросил женский голос.
— Я самый. Кто говорит?
— Дэнни! — проворковал голос. — Это Марта Хейзелтон.
— Как поживаете?
— У меня к вам просьба… — Она колебалась. — Большая просьба.
Я уже оказал ей пару услуг и подумал, что за десять тысяч долларов могу оказать третью.
— Слушаю вас.
— Вы такой милый, Дэнни! Отец сейчас в больнице.
— Надеюсь, ничего серьезного?
— Коронарный тромбоз… Не очень приятная штука… Послушайте, Дэнни, вот что: сегодня у слуг выходной день, и я одна. Вы знаете, что должно произойти в полночь?
— Хьюстон, — ответил я.
— Это, конечно, свидетельство душевной слабости, — проговорила она извиняющимся тоном. — Я целый день размышляла об этом и чувствую себя совершенно подавленной. Думаю, что не смогу одна вынести этот кошмар. Не составите ли вы мне компанию сегодня вечером? Пока все не окончится.
— Ну разумеется! С большим удовольствием. В котором часу вас устроит?
— Вы ведь понимаете, что это означает для меня, Дэнни, — тепло проговорила она. — Можете прийти около десяти часов?
— Хорошо.
— Еще раз спасибо, Дэнни. Я буду ждать.
Я ушел из бюро около половины шестого. Фрэн внимательно посмотрела на меня.
— Расслабьтесь! — бросил я ей. — Мир полон женщин, которые готовы перерезать другим горло ради совершенства бойдовского профиля. Я же страдаю по рыжей, у которой объем груди всего-то тридцать пять дюймов.
— Тридцать семь с четвертью, — поправила она. — Я проверила.
— Ну что ж, я готов подумать. Может быть, у вас есть маленький шанс поближе познакомиться с профилем греческого бога. И не думайте, что я преувеличиваю, я просто констатирую факт.
— Чтобы я убивалась из-за какого-то детектива-неудачника с потрепанным профилем?! — холодно сказала она. — На этот профиль бриллиантов не купишь, голубую норку — тоже. Его и на еду-то не хватит!
Я, может быть, многого не знаю, но когда надо исчезнуть, знаю отлично. Поэтому я исчез и отправился домой.
Я пропустил пару стаканчиков, открыл банку копченого лосося, хотя и не был голоден. Время шло медленно. Потом внезапно наступило девять часов. Пора собираться.
Точно в половине десятого я остановил машину перед зданием на Бикман-Плейс. Тридцать секунд спустя Марта Хейзелтон открыла мне дверь.
— Входите, входите, Дэнни, — сказала она, ослепительно улыбаясь. — Вы не можете представить, как я рада вас видеть.
Сбросив плащ, я прошел в гостиную. Большие поленья пылали в камине из белого мрамора, и в комнате было, пожалуй, слишком тепло. Но Марта была одета в соответствии с температурой гостиной. Ее белое нейлоновое кимоно, небрежно накинутое на пижаму, открывало узкие брюки, плотно обтягивающие ноги, и выглядело шикарно.
Диван стоял перед камином, а около дивана на маленьком столике — внушительная батарея бутылок.
Марта пристально смотрела на меня блестящими глазами.
— Идите сюда, садитесь на диван, Дэнни, — сказала она. — Так хорошо около огня! Налейте нам выпить и устраивайтесь поудобнее.
Ее голос чуть охрип.
— Звучит превосходно, — ответил я. — Что будете пить?
— Скотч, добрый старый скотч и никакого льда, Дэнни! Сейчас зима, зима моей тревоги… Откуда это?
Я подошел к столику и наполнил стаканы.
— А сколько вы уже выпили этого доброго скотча? — спросил я.
— Не мелочитесь! — недовольно произнесла она. — Думаете, я считала? Мне двадцать семь лет… Я в таком возрасте, когда можно делать что хочешь, и я настолько богата, что могу это себе позволить. Почему бы и нет? Ответьте, Дэнни Бойд.
Я сел рядом с ней на диван, держа в каждой руке по стакану. Она быстро схватила тот, который был ближе.
— За нас, мистер Бойд, — сказала она, поднимая стакан. — Мы его сделали. Ведь так говорят?
— Кто так говорит?
Она недовольно поморщила нос:
— Опять эти плебейские ужимки!
— А вы не стройте из себя шлюху! — немедленно парировал я.
Она фыркнула:
— Вы правы… Пейте, Дэнни, ведь живем один раз!
— Ага! Но тише едешь — дальше будешь.
Она осушила свой стакан одним глотком, словно умирала от жажды в Сахаре. Потом долго рассматривала его и наконец швырнула в камин. Он ударился о мрамор и осыпал горящие поленья тысячью осколков.
— Мой дедушка был казак, — сказала она заплетающимся языком. — Он насиловал женщин и убивал мужчин. Он дожил только до девятнадцати лет. Мораль ясна, Дэнни?
— Объясните мне, — проворчал я.
— Не нужно убивать людей, жизнь слишком коротка, чтобы растрачивать ее впустую.
Она залилась беспомощным смехом. Я подумал, что мне, в сущности, совершенно ни к чему блюсти трезвость, и, выпив свою порцию, налил еще.
Внезапно Марта перестала смеяться.
— Который час? — вполголоса спросила она.
— Десять часов пять минут.
— Вечер еще только начался, — заявила она. — А у меня нечего выпить.
— Понял. Я над этим поработаю, — пообещал я.
Позже я решил, что мне это удалось. У меня слегка стучало в висках, и рисунок ковра перед камином время от времени менял свои очертания.
— Дэнни! — Ее голос доносился откуда-то поблизости. — Когда же я получу свою выпивку?
— Сейчас. Я должен был вас догнать, а теперь мы на равных.
Я наполнил два стакана и протянул один ей. Она любовно взяла его обеими руками и поднесла к губам.
— Теперь лучше, — заявила она после того, как он опустел. — А то я уж начала сердиться на вас.
— Никогда бы не подумал, что вы можете сердиться на меня, — обиженным тоном проговорил я. — Ведь я такой хороший, правда!
— Я была ужасно зла на вас в первый раз, когда мы встретились в баре, — сказала она. — Помните, как вы заявили, что уверены, будто я ношу белое белье и смотрю на мужчин как на скотов.
— Я сказал это? Я?
— Безусловно! — усмехнулась она. — Я разозлилась, потому что вы угадали! Я не ношу другого белья, кроме белого, а что касается мужчин, то я действительно считаю их скотами.
— Это не так! — возразил я. — Во всяком случае, не всегда.
— Вы опять правы. Который час? Я не вижу.
— Одиннадцать десять, — ответил я, сосредоточившись.
— Вам не кажется, что можно было бы выпить еще по стаканчику, Дэнни?