Я прервал его:
— А как вы устраивались ночью на борту?
— Места было немного, каюта с четырьмя койками и две двухместные кабины. Трое мужчин помещались в большой, а девушки — в маленьких.
— А вы не собирались спать?
— Хотел бы, чтобы это было так! Мы наткнулись на риф около половины четвертого утра, и он разорвал мое судно, словно оно было из картона… Я тотчас понял, что времени у нас мало, самое большее две-три минуты. Успел заметить лишь темную массу острова в двухстах — трехстах метрах от правого борта и помню, что подумал: «Слава Богу, никто не утонет». И тут же закричал, чтобы они прыгали в воду. Первыми прыгнули Амброз и Ларри, за ними последовали Бетти и Феликс. Лейла, как всегда, не торопилась, хотя нос яхты был уже под водой.
Когда она была готова, другие уже проплыли половину расстояния до острова. Я хорошо видел рябь на поверхности моря там, где они плыли.
Трубка Ромни давно погасла, но он не замечал этого и с жаром продолжал:
— Лейла предложила мне пари на пять долларов, что она опередит меня самое меньшее на полсотни метров, сделала прекрасный прыжок и очень быстро поплыла. Я показался себе стариком, наблюдая, как она плывет, а потом устремился за ней, как проклятый краб. Она была в тридцати метрах от меня, когда все произошло. Это… это трудно рассказывать. Я скорее вообразил себе, чем увидел внезапное волнение воды впереди. К тому времени, как я поднял голову, чтобы посмотреть, там уже ничего не было. Лейла исчезла. Я окликнул остальных, но они были слишком далеко, чтобы понять, что я им крикнул. Я плавал вокруг того места, где видел ее в последний раз, пока не выбился из сил. Мне пришлось прекратить поиски, иначе бы я не добрался до берега.
Он вынул трубку изо рта и уставился на нее так, будто в ней заключался секрет, который был понятен только ему.
— Вот и все, — произнес наконец он. — Два всплеска воды, и Лейлы Джильберт нет.
— Сколько времени после этого вы оставались на острове?
— Несколько часов. Рыболовное судно подобрало нас уже после восхода солнца. В то же утро власти предприняли поиски, полагаю, ради чистой формальности.
— А ваша яхта?
— Она на глубине ста пятидесяти морских саженей. Не знаю, найдут ли нужным страховые чиновники поднимать ее, и, откровенно говоря, мне на это наплевать.
Я закурил и смотрел, как заходящее солнце весело сверкает в голубых водах бухты. Трудно найти такой безмятежный пейзаж… и подумать только, что там, под этой мирной поверхностью, плавает странное животное, быстрое и молчаливое, как торпеда.
Джек Ромни поднялся и вопросительно посмотрел на меня:
— Есть у вас ко мне еще какие-нибудь вопросы, Дэнни?
— Сейчас нет. Благодарю, Джек.
— А вы продолжаете думать, что Лейла была убита?
Он это спрашивал так, будто не придавал значения своим словам, но я чувствовал, как напряженно он ждал ответа.
— Мне еще трудно составить мнение, — ответил я. — Однако ваш рассказ кажется мне убедительным.
Он отвернулся и стал рассматривать бухту, но ему не удалось скрыть раздражения:
— Что вы этим хотите сказать, Дэнни?
— Только то, что сказал… Как вы думаете, мог бы я позаимствовать машину на час или два? Я должен сделать кое-какие покупки.
— Это не проблема, Дэнни. — Он казался теперь более спокойным. — Еще Лейла наняла машину, и ключи от нее всегда на месте. Каждый может ею воспользоваться. Поэтому не стесняйтесь!
— Спасибо. Вам ничего не нужно в городе?
— Нет, спасибо.
Я спустился на две ступеньки и позвал его:
— Джек!
— Что, Дэнни?
— Как вы думаете, могу я завтра нанять лодку? Мы могли бы проехать в сторону этих рифов?
— Это легко сделать, — вежливо ответил он.
— А вы не могли бы этим заняться?
— Конечно.
В его вежливом голосе появилась легкая напряженность.
— Еще раз благодарю, — сказал я и пошел к гаражу.
Выведя машину в аллею, ведущую к дороге, я задал себе вопрос относительно Ромни. По первому впечатлению он показался мне порядочным парнем, однако наружность бывает обманчива, и ничто не следует принимать как данность.
Таунсвилл — хорошенький городок, окруженный холмами; улицы широкие, окаймленные деревьями, дома в колониальном стиле, некоторые из них — с двухэтажными галереями.
Я решил применить безошибочную теорию, согласно которой самый быстрый способ получить сведения в чужом городе — это поставить машину возле ближайшего бара.
Первый же парень, которого я останавливал, чтобы спросить, где я могу найти бар, посмотрел на меня глазами жареного марлина.
— Бар? А что это такое?
Теперь я уже смотрел на него, выпучив глаза.
Мне больше посчастливилось, когда я остановил второго туземца.
— Держу пари, что вы янки, — сказал он со снисходительной улыбкой.
— Совершенно верно, — осторожно согласился я. — Не хотите ли вы мне сказать: «Убирайтесь домой»?
С минуту он рассматривал меня, потом ответил:
— Вы знаете, как называется вот эта вода, которую вы видите?
— Конечно, — ответил я, довольный собой. — Коралловое море.
— Прекрасно! Именно здесь ваши ребята разгромили японский флот. Ни одному янки никто не скажет в Австралии «убирайся домой»! Не забывайте этого!
Я извинился от души, а он продолжал:
— Здесь не говорят «бар», здесь это называется отелем, а в отеле всегда есть зал с буфетом, где можно выпить, но вне отелей нет ничего.
— Не можете ли вы показать мне дорогу к ближайшему отелю и что вы скажете, если я предложу вам выпить?
— Я скажу, что это самая лучшая мысль, какая могла прийти вам в голову.
Когда мы вошли в бар отеля, я подумал, что мы ошиблись адресом и попали в телевизионную студию. В громадном зале, в котором можно было разместить полк кавалерии, не было ни одного стула. За гигантской стойкой, протянувшейся от одного конца зала до другого, лихорадочно метались несколько усталых женщин. Клиенты стояли в двенадцать рядов компактной массой, пили, курили и разговаривали.
— Я знаю официанток, — сообщил мне новый знакомый. — И попробую что-нибудь получить. Чего вы желаете, янки?
— Для меня мартини.
— Что?
Я быстро спросил:
— А вы что хотите пить?
— Шунер.
— О! — Я слабо улыбнулся. — Должно быть, недурно. А что это такое?
— Пиво! — Он посмотрел на меня как на слабоумного. — Только не говорите, что вы еще не пробовали нашего пива.
— Я только вчера приехал.
— Это настоящее пиво, а не бурда, которую подают у вас, — любезно объяснил он мне. — Вот увидите. Значит, два пива.
Затем он глубоко вздохнул и погрузился в груду человеческого мяса между ним и стойкой. Я отвернулся, чтобы не видеть, как человека в расцвете лет разорвут на куски у меня на глазах. Через полминуты я услышал его голос: «Вот и мы!» И увидел своего приятеля с двумя громадными кружками пива.
— А вот и пиво, — сказал он, всовывая мне в руку кружку. — За ваше здоровье!
Насчет пива он был прав: никогда в жизни я не пил такого хорошего. За третьим шунером я был вполне согласен с ним, что у нас подают вместо пива бурду и нужно много времени, чтобы наши пивовары научились варить такое пиво.
Моего нового приятеля звали Кларри, и он попросил не называть его Кларенсом, потому что это ему не нравится. Так как он был почти двухметрового роста и весил килограммов сто, я с ним не спорил. Он участвовал в войне в Новой Гвинее, был рубщиком сахарного тростника, работал на ранчо на севере, а теперь уже пять лет водит сторожевое судно между Таунсвиллом и одним из островов, охотно посещаемым туристами.
Я перевел разговор на акул, и оказалось, что Кларри все знает об этих животных. Один профессор Мельбурнского университета проводил свой отпуск на острове в прошлом году, и Кларри возил его много раз на прогулку, чтобы показать акул в живом виде, а профессор делился с ним своими теоретическими познаниями.