Ох и Жора! Ай да мастер. Ползал и звонко мяукал, лаял, мычал и хрюкал. Мастерски имитировал визгливого поросенка.
Утром соседи спрашивали бабусю:
— Спиридоновна, когда это вы купили поросную свинью?
С Галиной у нас почему-то все чаще начали возникать конфликты. Каверзная девушка — идет против нашей компании. Нет-нет, да и уест, да и кольнет.
На крыльце спорили — может ли у двадцатилетнего парня рассохнуться десятая клепка?
— Я возражаю — анатомия совсем ничего о сухих клепках не упоминает.
— А ты, — говорит Галина, — чаще в анатомию заглядывай. Побольше книжек читай.
— Не думай, Галя, — говорю, — не думай, что я не читаю. Я в книжечки заглядываю.
— Почему же ты тогда пьешь? Почему нос дерешь?
— У меня, — говорю, — такая красота: штаны коротенькие, а нос длинный.
— Работать можно и в коротких штанишках.
— Не могу, Галочка! Не могу работать. У меня на работе кружится голова.
— Глупости мелешь! Труд — благородное дело. Труд освежает голову.
Сказано — переучилась. А как я тебя, Галочка, уважаю. Люблю. Я каждое утро твои русые косы высматриваю вот здесь, на крыльце. А ты смеешься, издеваешься.
Девичьи очи — непростая сила. Влияют… Повлияли и на меня чудесные карие глаза Галины. Уговаривала-уговаривала и уговорила: дал слово — брошу лодыря гонять. В субботу пойду на работу.
Галина тепло взглянула и нежно пожала руку.
Но снова не сдержался — товарищи подвели.
Как-то Галина остановила. С лекции шла. Спешила. В руках несла какой-то сверточек.
— Галя! — говорю. — Здравствуй!
— Здравствуй! — ответила. — Ты снова пробку проглотил?
Я стал в позу виноватого и прошу:
— Галинка! Выслушай, пожалуйста! Выслушай внимательно. Так и так, — говорю, — рвался… вырывался… упирался…
Говорю и беру Галинку за руку. Не дает. Вырывает. Тогда я зашел с тыла. Вежливенько обнял за талию.
Грубиянка! Вытащила из пакета селедку и как стеганет соленой рыбиной по моим губам!
Бедненькие, на всю улицу звонко чмокнули.
Семейные свары не дают спокойно дохнуть. Сестра Надя против веселых вечеров. Бабуся и мамуся — за. Отец держался нейтралитета, а в последнее время начал сдавать, начал и сам на меня наступать.
— Что мне на службе скажут?.. В персональное дело запишут! Да! Точно, влепят… — И ко мне: — Что ты натворил, бездельник!
Сварливую, затхлую атмосферу первой разрядила моя добренькая, родненькая мамуся. Сунула десяточку и ласково шепнула:
— С богом, Сема. Успокой свои нервы…
Нервы я всегда успокаивал в ресторане «Полтава».
Вот где хорошо лечить нервную систему!
Вчера батенька и сестрица Наденька встали на дыбы, решительно запротестовали: никаких выпивонов, никаких закусонов.
Пришлось нашей веселой компании удариться в конспирацию. В дровяном сарае немедленно созвали конспиративное совещание.
На совещании присутствовали: я, Жора и вольный художник Прокопий.
На повестке дня стоял только один вопрос — в какую дерезовую чащу переходить.
Выступали: вольный художник Прокопий, Жора и я.
Постановили единогласно: горло промачивать за речкой Ворсклой, на окраине, в зеленой роще. В том местечке, которое носит историческое название Копылы.
Вот там нас в летний погожий вечер и застукали…
Началось с малого. Начали мерить, у кого длиннее патлы — у художника или у Жоры, моего друга и кореша.
Опрокинули первую рюмаху, померили — у Прокопия! Выпили вторую, померили — у кореша!
Что за наваждение! Льем, пьем, меряем и не можем разобрать: почему то у одного, то у другого космы удлиняются?
Заподозрив со стороны вольного художника какую-то каверзу, Жора сказал:
— Прокопе! Ты мне рога не наставляй!
— Хулу порешь! Разве не видишь — темно!
Темпераментный Жора не стерпел:
— Ах, тебе темно? Дай-ка я засвечу!
Кто кому первый засветил, кто кого первого за космы схватил — не рассмотрел.
Все трое разобрались во всем, когда попали в рай… в раймилицию.
Глянули — у каждого под глазами светят пестрые фонарики. Небольшие, но разноцветные: синенькие, красненькие и зелененькие.
Впервые в своей жизни я взялся за трудовую метлу. Метелочкой улицу подметал.
Галинка каждое утро навещала. Поздоровается и тихо шепнет:
— Сема! Ой, Сема! Милый мой друже! Помни — кто напрямик кочует, тот дома не ночует.
Метла натрудила руки — отдыхаю. Пятый день отлеживаюсь дома.